Литература – см. § 10.
§ 14. Государственная религия Римской империи до смерти Александра Севера(30 г. до Р. Х. – 235 г. после Р. Х.; ср. Христианство, §§ 7 и 8). Результаты реакционной эпохи были неутешительны для римской религии: если правительству удалось до некоторой степени оградить граждан от влияния иноземных культов, то этот успех был одержан не столько усилением обаяния родной религии, сколько известным притуплением религиозного чувства. Теперь, к исходу республиканского периода, интеллигенция была, в сущности, настроена скептически по отношению к религии отцов, а разрушение многих старинных храмов – последствие междоусобиц – уронило ее значение также и среди простого народа. Принципату предстояло оживить языческую религию; он сделал это в трех направлениях, причем, однако, его инициатива не во всех трех была одинакова. 1) Наиболее сознательна была инициатива принципата в отношении греческого культа. В противоположность к нетерпимости реакционной эпохи, Август пошел в этом отношении на уступки: он сам производил себя (по усыновлению) от Энея. Троянский бог был при нем предметом особого почитания. Он основал Аполлону новый храм на Палатине и туда же перенес из Капитолия Сивиллины книги, уничтожая этим последний след зависимости сакральной коллегии от Капитолия и его древних святынь; он же отпраздновал в честь Аполлона «секулярные игры», давая этим понять, что катастрофа прошла благополучно и привела не к гибели, а к возрождению Рима. 2) Еще более знаменательным и важным для потомства был второй религиозный акт принципата, при котором, однако, его содействие было более пассивного характера; это было прямое развитие национального культа. Одним из наиболее способных к интеграции элементом римской религии был, как мы видели, гений: кроме гениев частных лиц были гении родов, артелей, общин, наконец, самый центральный – гений римского народа. Теперь, когда в Риме восторжествовал принципат, естественно было признавать центральным гением гений императора; это и было сделано, причем дело произошло как-то само собой, без особого нажима со стороны высшей власти. По римским понятиям этот культ гения императора не был апофеозом; и в республиканскую эпоху домочадцы чтили гения домохозяина, что тоже не считалось апофеозом. Но во всей греко-восточной половине империи культ гения мог быть понят только как апофеоз: здесь почва была отлично подготовлена апофеозами эллинистической эпохи, причем римский император естественно занял место египетского, сирийского и т. д. царя; культ гения императора превратился просто в культ императора. Впрочем, эта двойственность понимания существовала только по отношению к живому императору; для умершего было только одно толкование. Основываясь на догмате новейшего анимизма, развившегося под влиянием орфических таинств (все души бессмертны, души же добрых – божественны), было решено, что душа умершего доброго императора божественна. Он назывался после смерти divus. Внешним символом этого перехода души умершего императора в сонм небожителей была консекрация, производимая сенатом. Этот культ гения императора, вместе с культом divorum, был важнейшим новшеством эпохи принципата в области национального культа; особое значение приобрел он для войска, вследствие своего естественного родства с присягой, приносимой солдатам царствующему императору. 3) Наконец, в третьем направлении – восточном – принципат ограничился тем, что перестал слишком стойко сопротивляться непреодолимому прибою. Как мы видели выше (§ 12), малоазиатская Великая Матерь богов была приобщена к римскому пантеону еще в конце III в. до Р. Х., причем ее культ был последним заимствованным извне за все время римской республики. Исида с Сераписом тщетно стремились добиться доступа в Рим: республика их изгоняла при всяком подъеме национального чувства, и только в периоды ослабевания последнего им удавалось опять водворяться на правах частного культа. Теперь, при принципате, им уже не ставили преград, и «многоименная Исида» стала одним из самых влиятельных божеств императорского Рима. За ними последовали другие: «сирийская» богиня, карфагенская «небесная» богиня (отождествленная с Юноной), каппадокийская Ma (Беллона) и особенно персидский бог солнца, Митра Непобедимый. Вообще настроение римского общества в религиозных вопросах сильно меняется к эпохе принципата: равнодушие и скептицизм республиканского Рима уступают место серьезному, подчас аскетическому отношению к вере и богам. Верным показателем происшедшей перемены служит литература эпохи Августа. «Энеида» Вергилия была настоящей апологией национальной религии римского государства; она же в своей VI книге дала своим читателям, на основании орфических представлений, философски продуманную и просветленную поэзией эсхатологию, имевшую огромную важность не только для языческой, но и для христианской религии. Эпикуреизм и скептицизм теряли почву, особенно на Западе (на Востоке они держатся среди интеллигенции, но имеют против себя народ, который по странному представлению соединял «эпикурейцев и христиан» в одно общее понятие атеистов). Стоицизм держится преимущественно на Западе; академическая философия перерождается в неоплатонизм, подчеркивая и развивая свои мистические элементы; процветает и неопифагореизм (Аполлоний Тианский), с его верой в чудеса; огромное распространение, под научной сенью стоицизма, получает астрология, мало-помалу втягивая в себя все науки. В новый фазис языческая религия вступает во втором веке, в эпоху спорадических гонений на христиан. Мистическое движение, усиливавшееся в течение I в. после Р. Х., достигает своего апогея, так что даже восточные культы в своем прежнем виде ему не удовлетворяют. Культ Великой Матери богов в эту эпоху реформируется включением в него целого ряда новых очистительных обрядов. Его превосходит по таинственности и эффектности греко-персидский митраизм, вербующий себе сторонников особенно в западной половине империи. С другой стороны, усиление христианской пропаганды и возбужденный ею у язычников интерес способствует возникновению учений промежуточных между язычеством и христианством – так называемых гностических ересей; благодаря своему хотя и фантастическому глубокомыслию, они находят себе почву особенно среди интеллигенции, которая их предпочитает чистому и простому христианскому учению, и причиняют немало хлопот ревнителям этого последнего. Наконец, стечение в римском государстве всевозможных религиозных толков дает богатую пищу магии, которая именно теперь достигает своего наибольшего влияния на умы. Последним этапом в развитии языческой религии было введение в Рим культа Солнца под этим его именем (Sol), состоявшееся уже к концу нашего периода. Этот культ затмил все другие своим блеском и наложил свою сигнатуру на последнюю эпоху жизни Я. Таковы были в своей совокупности религиозные силы греко-римского Я., с помощью которых оно в III в. после Р. Х. объявило решительную войну развившемуся и окрепшему христианству.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу