А ещё, на глазу ячмень и родная жена ушла к режиссёру. У жены шесть знакомых режиссёров и все – Аполлоны, ни одного с ячменём или, хотя бы пузатого. Подозреваю даже, эти режиссёры не какают, такие у них талантливые лица. То есть шансов на любовь у меня – ноль. А я, как назло, в этом году непрочь.
И теперь невроз – моё второе имя. Поэтому, если всякие тут обезьяны будут мне М‑ыкать, я возьму ацетиленовую горелку и выжгу на их левой ягодице фас безвременно сбежавшей жены, а на правой – профили всех шести её режиссёров. И будет эта задница чемпион по красоте среди всех миллиардерских задниц.
Так и сказал. Только по‑английски:
– Афтер уан оур хера вил би варм эднд бьючифул. И повернул задвижку. Всё было готово, как раз. В общем, душевно так поболтали.
Не умеете ли вы варить супы так, как не умею их варить я?
Мне сказали, тут всё дело в интуиции.
Однажды под руководством интуиции я наколдовал целое ведро вонючей жижи.
Пробовать никто не захотел. Даже мамин ротвейлер струсил. Он уполз от миски жопой в дверь. А ведь бывало, камни жрал.
Тогда я применил точный расчёт. Нарыл рецепт Божественного Борща, весы, хронометр, спланировал каждое движение, забрызгал кухню в цвета весеннего болота – але оп! – готово новое ведро, круче первого.
Если б смех ротвейлера считался признаком успеха – это был бы самый успешный суп нашей с вами современности.
Но вот, настало Сегодня.
Сегодня всё было наверняка. Оружие победы – две банки готовой солянки, их только в бульон всыпать.
95 минут варил говядину, всыпал, размешал, понюхал и как‑то сразу понял, чем можно было бы повернуть вспять коней апокалипсиса.
Мамин ротвейлер, кстати, умер год назад. Загодя. Как знал…
Я верю, в лабиринтах канализации живут мохнатые зелёные монстры, добрые внутри. Они‑то меня любят, зовут кормильцем и благодетелем.
Маша учится в немецкой школе. Получила цвай за диктант. Ходит мрачная и торжественная.
Когда‑нибудь об этом периоде её жизни я напишу книгу:
«Формирование нордического характера, или Восемь способов помыть посуду арийской девочкой».
В третий день исправления трудом говорит:
– На человеческой шее есть такая точка, если на неё надавить – сразу глаза вылезут. Нам учительница пения рассказала.
Зная теперь, что в их школе проходят по пению, боюсь представить их программу по физике.
Бард Александр песню сочинил, из чего сразу понятно: подлец. Позвонил в ночи, чтобы проверить на мне своё аллегро мистериозо.
О! Вы не представляете, как беспощадны бывают барды к людям уставшим, готовым уже лечь в постель. Барды выползают из чёрных телефонных шорохов, когда гадостей сегодня больше не ждёшь. Они могут за неделю натошнить триста новых песен и потом петь их всю ночь, прямо вам в мозг.
Песня попалась приличная, кстати. Куплеты не длинные, того и гляди всё кончится. И звук в телефоне хороший, будто кто‑то жалобно помирает за озером, вдали.
Но в районе восьмого куплета Александр роняет телефон, от волнения. Я слышу шум, треск, и вдруг далёкий его голос:
– Слава, ты где! Ты где, Слава! Аня! Аня! Я телефон уронил, со Славой. Не могу найти!
И прямо слышно, прибегает Аня, дочка, 20‑ти лет. Сероглазая, в халате. И оба они куда‑то лезут, под столы и тумбочки, пыхтят и зовут меня по имени. И так это трогательно, так приятно, что красивая Аня обо мне заботится. Меня теперь редко ищут вот так, под тумбочками, нецелованные в колено шатенки. Представилось даже, это я сам закатился, пластмассовый, беспомощный, ни ручек, ни ножек нет, безутешно моргаю кнопками, зову их слабым голосом:
– Саша! Аня! Я здесь! За кошачьей миской!
Отзывчивая Аня нашла меня и вытерла о халат, судя по звуку, где‑то в области подмышки. С тех пор всё думаю о телефонах, йоркширских терьерах и всех, кто живёт, судьбой прижатый к молодой и тёплой сисе. И всё из рук валится.
В костюме вспотевшего отца ходил на утренник.
Было просто и мило, снежинки и зайцы. В секс‑шопе купили партию заячьих ушей розовой масти. Два мальчика пришли в костюмах пауков, им тоже выдали уши, родители улыбались в их сторону несколько иронически.
Воспитательница представилась феей зимы. Она уже много лет пример детям, что делает с людьми хороший аппетит, она была фея – дирижабль, родители в страхе поджимали ноги. В середине праздника от хвоста феи отпало перо, снежинки бросились с криком «чур моё», стали драться, иногда ногами. На миг закружилась как бы красивая метель. Чёткими командами «встать в строй», «фу, дрянь какая» и «выплюнь каку» родители разогнали непогоду. Это оказался хороший и дешёвый способ, не то что облака серебрить серебра аммонием.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу