Коллектив авторов: Осторожно, писатели! [сборник]

Тут я крепко задумалась… Совсем плохи мои дела! Почесала затылок и вспомнила: если человек всё время улыбается, то люди ничего плохого не замечают. Даже в книгах об этом пишут, а книги врать не будут. Решено — буду всё время улыбаться!

Пришла бабушка с работы. Я сижу в кресле и улыбаюсь что есть сил. Бабушка спрашивает:

— Ты чего так улыбаешься?

— Соскучилась и очень тебе рада.

Она посмотрела на меня пристально, прищурилась.

— Что‑то подозрительно, — говорит, — ну да ладно.

И тут заметила — горшок с цветком разбит. Только за горшок мне и влетело. Пошла я спать, легла и думаю: «Какая я молодец, что улыбалась. Бабушка и не заметила, что линолеум испорчен. Тут слышу бабушкин крик:

— Это что ещё такое?!

Вбегает она в комнату и ко мне:

— Ты что тут делала, негодная девчонка?! Новенький линолеум вконец испортила… Господи, как же я устала от твоих выходок, сколько можно бабушку изводить?! Завтра с утра оттирать будешь, и попробуй только не суметь.

Лежу я в постели грустная и думаю: «Если бы спать не пошла, а сидела и улыбалась, то она бы ничего не заметила… Ну ладно, хоть табуретку не заметила… и чашки с вазочкой».

Утром встала, забежала быстренько в ванную — сделала вид, что умылась, и пошла на кухню. А там бабушка сидит на той самой табуретке и с загадочным, но суровым видом меня спрашивает:

— Тебе чаю с сахаром?

— Да. И с лимоном.

Она поднимается с табуретки, подходит к буфету… Вдруг поворачивается ко мне и говорит:

— Э‑э, нет. Придется сегодня без чая обойтись, чашек‑то нет.

— Как это нет? Вон же синие стоят.

— Так те чашки заняты, я в них крупу замочила.

— Как же я без чая, бабуль? У меня без него ведь желудок болит. А вдруг я умру от гастрита желудка?!

Я так расстроилась, даже глаза вытаращила, чтоб не заплакать. И думаю, что умру теперь точно. И ведь ещё столько не сделала в жизни! От такого горя как плюхнусь на ту самую табуретку с приделанной скотчем ножкой…

Упала я так здорово, что еле поднялась. А меня ещё и отругали вдобавок страшно: за испорченный пол, за табуретку, за враньё…

Следующие два дня я и носа из дома не высовывала — линолеум оттирала. Потом Верке ролики вернула со словами:

— Ну их, Вер, дурацкие ролики. Они в первые тридцать минут сломались, а я из‑за них два дня под домашним арестом полы драила.

Верка от смеха чуть со стула не свалилась.

— Чего смеёшься, как ненормальная? — обиделась я.

— Да я с мамой поспорила, на какой минуте ты их сломаешь.

— И кто же выиграл? — всё ещё обиженно спрашиваю я.

— Обе! — смеётся Верка. Мы обе спорили, что в первые же тридцать минут.

Тут уж и я расхохоталась.

— Только, Вер, ты мне больше ничего не давай, даже если я на коленях просить буду, ладно? — попросила я, отсмеявшись.

Однако всего через неделю я упросила подругу дать мне свой новый плеер. Плеер прожил долгих четыре дня…

— Вовка! — чуть не вываливаясь от гнева из окна второго этажа длинного, в четыре подъезда, двухэтажного дома, кричала полная симпатичная женщина. — Что ты тут ещё делаешь?! Я когда тебя в магазин отправила?!

— Щас, — не оборачиваясь, отозвался мальчик лет двенадцати, ремонтировавший велосипед пятилетнему Серёжке из соседнего подъезда. Рядом на лавке сидела баба Мотя, всезнающая и вездесущая. Вдоль невысокой оградки за лавкой стоял Вовкин велосипед.

— Кому сказала? Быстро в магазин! — не унималась женщина. Вовка, схватив свой велик, перекинул ногу через седло и, заметив, что мать исчезла в окне, вернулся в первоначальное положение. Уложив аккуратно свой на землю, чтоб не задеть звонок, он вновь занялся велосипедом Серёжки. Тот с нетерпением стоял рядом и крутил попой, согнувшись и упёршись руками о колени.

С какой‑то там попытки цепь всё‑таки встала на место и, крутанув заднее колесо Серёжкиного «Школьника», Вовка с широкой улыбкой на лице и измазанными машинным маслом носом и ушами поставил перед пацаном велосипед.

— На. Катайся. Но больше в гаражи не врезайся.

— Ага, — радостно произнёс мальчик и потряс велосипед, проверяя надёжность цепи.

Вовка вытер руки носовым платком и сунул его в задний карман спортивных брюк. Поправил закатанные штанины и, подняв велосипед, собрался сесть на него.

— Ты ещё тут?! Хватит прохлаждаться. Давай быстро за мукой, — мать, услышав плач младшей Вовкиной сестры, скрылась в окне.

— За мукой послала? — поинтересовалась баба Мотя.