Кандидаты в депутаты похожи друг на друга как бюллетени для голосования.
Голосование – обретение своего казенного мнения .
Страдание музы поэта – воплощение без взаимности.
Ради прокорма писателей, высокая литература побирается у нищих духом.
Ошибка – счастливый билет неудачи.
Двойные стандарты – онанизм морали, раздобревшей в элизии сытых короедов технического прогресса.
История гадюшник возвеличенных властью подонков.
Власть – зеркало народа, почему собственное отражение так оскорбительно.
Чиновничество оглупляет власть до состояния своей прислуги в дремлющем на сундуке с деньгами подлинном государстве.
Писатель сообразил, как перевести тупое молчание букв в звонкую жизнерадостностью монету.
Писатель с читателем как с должником за общеизвестное со школы просвещение, а тот, ведь, – кредитор плутов.
Моральное право разоблачать махинации власти имеют только казнокрады и покровители казнокрадов, уж им-то есть что сказать по существу проблем нищенствующего государства.
Личные тайны граждан возбуждают У государства низменные интересы, известные государству как прихоти ее содержанки – власти,…
Наука доводит современные истины до промышленного абсурда, и переписывает их наново на печатном станке.
Волны – перманент моря.
Не мудрено влипнуть в историю, но только сановных убийц история помнит и чтит.
Читатель по слухам познает смысл жизни, писатель по сказкам.
Совесть принуждение добровольное.
Всем известные Проклятья – вечны, страх воздаяния давно стал гиперболой, однако новых проклятий не выдумано и этот недосмотр попов лишает религию манёвренности, чтобы выглядеть современной.
Демократия дидактична как любая религия, но у нее нет верующих, только нуждающиеся прихожане и канцелярские святоши.
Демократия – современная религия, где нет верующих, одни попы.
Авто все привередливее, то им хватало места в гараже, на газоне, потом потребовались платные парковки, подземные гаражи, присматриваются к квартирам хозяев.
Есть байки, что хоронят в автомобилях и места для ВЕЧНЫХ СТОЯНОК на кладбищах не хватает.
Редакторов следует изводить как крыс, они разносят чуму потребительской пошлости бульварной литературы у которой один автор – деньги.
Выпороть писателя – не проблема, беда, что скаредные пошлости его измышлений откладываются в крови читателей как смертоносный холестерин, что превращает нормального смолоду человека в дебила, убивающего время своей жизни, как обузу неспособную жить своим умом.
ПРИТЧА 2х2. Общественное мнение – усыпляющий частную, личную совесть наркотик, избавляющий общество наркоманов от забот о нравственной самостоятельности при выборе целей для личной жизни, отличающих пушистых стандартно разумных млекопитающих от Человека Мыслящего…
Опубликование произведения после редакторской порки– утрата целомудрия творчества.
Язык продажный цензор мыслей.
Общество – пастбище дойных коров власти.
Театр – рокировка добра и зла под предлогом творческих исканий средств для покупки актеров на роли реквизита популярной развлекухи.
Темы для пробивной пьесы давно исчерпаны борзописцами. Остается провести творческое искание в отхожем месте театра, ибо там и Шекспиру приходилось снимать штаны, наравне с ценителями его искусства, прежде чем понравиться галерке, создающей гениев на свой вкус, чтобы познакомить созданного гения с автором сочиненных монологов.
Справедливость судит Добро и Зло, не нуждаясь Ни в том, ни в другом.
Неприкосновенность личности двулика. Официальная и уличная, встречаясь, не раскланиваются.
Точка зрения априори переходит на личности.
Лженаука хоть какой-то фундамент для оправданий современной науки, доказывающий, что она не высосана из пальца.
Как бы хотела Наука обвинить ученых в краже сокровищ предшественников из ЕЕ сундуков, но корпоративная солидарность обязывает расхитителей помалкивать дабы не оказаться расхожим мракобесом.
Ученый добивается личной точки зрения науки об ученом.
Точка зрения левого глаза посговорчивее.
Точка зрения – точка преткновения.
Смысл слова дубовый как канцелярский стол, язык превращает дубовый смысл в произведение разговорного искусства.
Правда убога, Ложь – шедевр искусства перевоплощения убогости в роскошь.
Если Зло нагадит, нагнется ли Добро прибрать за ним, чтобы прославиться великодушие?
Читать дальше