Михаил Башкиров - Юность Остапа, или Тернистый путь к двенадцати стульям

— Милорд, у вас трусы слетели.

— Ваша маман не переживет если вы вернетесь сегодня вечером домой безнадежным калекой!

Последнюю тираду Остап, как правило, нашептывал перед началом игры центральному защитнику, своему визави.

Остап делал все для победы — Илиади прощал грозному центрфорварду все.

Филлип Илларионович не представлял свою гимназию без городского кубка и трепетал при мысли, что Бендер может уйти в другое заведение.

Все свободное от посещений необременительных занятий и весьма интенсивных тренировок (бег, подтягивание, отжимы, качание пресса) время Остап комбинировал.

Он уже не рвался, как плененная, птица в город хрустальной мечты — Рио-де-Жанейро. Он неутомимо, в поте лица своего добывал деньги из воздуха, человеческой глупости, тупости, доверчивости и прочих аналогичных субстанций. Но, по натуре отчаянный мот и беспросветный кутила, Бендер, не задумываясь, транжирил полученное. Тратил и добывал. Добывал и тратил.

Всех подвигов Остапа не перечесть, но те, в которых я принимал самое непосредственное и активное участие (с правом на определенную долю добычи), каленым железом выжжены в моей памяти.

Однажды его осенило — собрать средства на сооружение памятника лошади Пржевальского.

— Други мои! — начал он свою трогательную, проникновенную речь, взобравшись на парту. — Никогда на свете не было более преданного и умного товарища, чем верный спутник и соратник по экспедициям великого путешественника Пржевальского — его кобыла. Голод, холод, ядовитые змеи, полчища скорпионов и кровожадной саранчи обрушились на заблудившуюся в дебрях Центральной Азии экспедицию. Все преодолели они, кроме свирепого голода. И тогда отощавшая кобыла отдала себя на съедение людям. Целую неделю продержалась экспедиция, оплакивая за завтраком, обедом и ужином довольно вкусную лошадь. Так пусть подвиг лошади Пржевальского не умрет в веках, пусть он возбуждает аппетит у новых, отважных, не щадящих себя исследователей!.. Наш уникальный памятник будет укором всем сытым и недалеким… А скульптора обязательно пригласим из столицы… Конечно, бронза и ваятель обойдутся недешево, но память благодарных потомков — дороже!

Сумму на увековечение героической кобылы собрали быстро и поручили Остапу приглашение столичной знаменитости. Вдохновитель отправил восторженную телеграмму, где, между прочим, сообщал, что материалы и «натура» готовы.

Ответ последовал незамедлительно: «Выезжаю первым поездом зпт встречайте тчк».

Бендер снял под мастерскую самый ветхий сарай, провонявший вяленой воблой, и соорудил помост из ящиков.

Прибывший ваятель прямо с вокзала отправился делать эскизы к предстоящему шедевру.

Хитроумный Остап вывел на помост в качестве лошади-натурщика — меня.

— Коля, Остен-Бакен, милый, не подведи, — шепнул командор и наградил меня стартовым пинком.

Я резво и проворно — то ли рысью, то ли галопом продефилировал мимо изумленного маэстро, старательно отбивая всеми четырьмя конечностями маршевый такт.

— Что же вы, уважаемый, не начинаете? — спросил Остап с укоризной в голосе. — Мы хорошо заплатим!

— Но… — сказал скульптор и тяжело опустил руки.

Я исполнил эту не совсем четкую команду и увеличил темп. Ящики затрещали и начали угрожающее крениться.

— Голос! — приказал Остап.

Я сильно и вдохновенно заржал.

— Предсмертная мука, — объяснил Остап. — Прощание с родными и близкими.

Я повалился на спину и конвульсивно задергался, пуская обильную слюну.

— Так вы будете увековечивать скотину? Торопитесь, скоро отдаст концы.

— Я… Я…

— А что, вы видите здесь другого лепилу?

— Но натура… — ваятель попробовал урезонить разошедшегося юнца.

— Да, вы правы, видок у коняги затрапезный, и порода подкачала — всего лишь остен-бакенская. Грива, увы, потеряна в сражении с блохами, а хвост сам отвалился по неизвестной науке причине, копыта же украдены цыганами…

— Хва-а-а-а-тит! — завопила уязвленная знаменитость. — За такое издевательство я и копейки не возьму!

— И правильно сделаете, — сказал Остап строго вслед спешащему на вокзал разгневанному творцу.

Еще не успел поезд отчалить от платформы, как столичный лепила был публично обвинен в срыве исполнения бронзового заказа и присвоении денег. Закончил Остап разоблачение убедительной просьбой не связываться с проходимцем, так как тот, по верным сведениям, имел дядю — сенатора, тетю фрейлину двора его величества — и двоюродного брата жандармского генерала.