Валентин Катаев - Красивые штаны. Рассказы и фельетоны (сборник)

– А у нас оперетка идет!!!

– А… к… нам… док… док… док…

Глухие рыдания прерывают голос председателя правления городского профессионального клуба, и, кривя рот, он бежит, закрывая лицо руками, домой.

Через неделю:

– А у нас оперетка идет! Ага!

– И у нас… тоже… идет… оперетка… Съел?

– У нас «Коломбина»! Полный сбор. Хи-хи!

– А у нас «Тайны гарема». Хи-хи! Полный сбор. Съел?

– А у нас… скоро… кафешантан будет.

– И у нас тоже скоро будет кафешантан и… и… казино с рулеткой! Ага! Съел!

– А у нас…

– И у нас тоже!

– Ну, так пойдем в бабки играть.

И два клубных мальчика, нежно обнявшись, уходят, примиренные, играть в бабки.

Одним словом – хорошо то, что хорошо кончается.

Резвитесь, милые малютки!

1926

Молодой, но уже отчасти известный драматург принес директору пьесу. Директор взял манускрипт в руку и строго спросил:

– Вы в каких отношениях с Ромуальдом Федоровичем?

– В хороших.

– Прекрасно. Сколько?

– Чего сколько?

– Женских ролей сколько?

– Восемь.

– Маловато. Нам, в сущности, нужно штук одиннадцать. Ну, да как-нибудь. Все-таки лучше, чем две. Действий?

– Что действий?

– Действий сколько?

– Пять.

– Сделаем три. Чтоб кончалось в половине одиннадцатого. Музыки много?

– Вы меня не совсем поняли. Это драма.

– Ничего, мы сделаем весело. И с музыкой. Ромуальд Федорович как раз был у нас позавчера и спрашивал, почему это мы не ставим веселых пьес. Так что это вы не беспокойтесь. Студенты есть?

– Где?

– Ох, милый, какой же вы тугодум! Я спрашиваю: студенты у вас в комедии есть?

– Есть. Один. Не совсем студент, но вроде. Как раз собирается держать экзамен в строительный техникум.

– Это не важно. Комсомолец?

– Комсомолец.

– Хорошо. А девушки?

– Что девушки?

– Девушки – комсомолки?

– Одна комсомолка, а другая беспартийная.

– Так. Одна положительная и одна отрицательная. Ничего. Из метро никого нет?

– Нет.

– Жаль. И почему бы вам не сделать положительную девушку метростроевкой?

– К сожалению, нельзя. Она у меня уже вузовка.

– Простите за нескромный вопрос: какого вуза?

– Медичка. На доктора учится.

– Ага. Можно считать – почти член союза Всемедикосантруд?

– Пожалуй.

– Ну, это ничего себе, сносно. Военных нет?

– Есть один. Артиллерист.

– Академик?

– Нет. Строевой.

– А его нельзя сделать академиком?

– В сущности, конечно, можно, но…

– Тогда пусть лучше будет академиком. Ладно? Трамвайщиков нет?

– Нет.

– Строительных рабочих нет?

– Нет.

– Профессоров нет?

– Профессора есть.

– Сколько?

– Два.

– Положительный и отрицательный?

– Верно! Откуда вы догадались?

– Милый! Не зря деньги получаю. Симпатичная старушка, домашняя работница, найдется?.. Нету? Очень жаль. А соседка с флюсом?.. Тоже нет? Вы меня огорчаете. Что же у вас есть?

– Есть бывшая монашка. Делает стеганые одеяла.

– Пьет потихоньку водку?

– Откуда вы знаете?!

– Дорогой мой!! Ну-с, значит, так сказать, все. Будьте здоровы!

– Когда прикажете зайти? Недельки через две?

– Что вы! Приходите месяца через четыре.

– Через четыре месяца!!

– Ну да. Что вас удивляет?

– Через четыре месяца за ответом?

– Ох, дорогой мой, какой вы трудный человек! Не за ответом, а на общественный просмотр.

– А за ответом?

– Какой может быть ответ? Ответ обыкновенный: ваша пьеса принята, будет поставлена и пройдет двести сорок пять раз с аншлагами. Поздравляю вас!

– Вы ж еще ее не читали!

– И читать не желаю.

– Откуда ж вы знаете, что она пройдет с успехом?

– А я вам не говорил, что пройдет с успехом.

– Позвольте! Двести сорок пять раз с аншлагом…

– Вот именно. Тридцать пять вечерних абонементов, двадцать два утренних, пятьдесят проданных спектаклей для Пролетстуда, двадцать – для трамвайщиков, семнадцать – для бетонщиков, тридцать четыре – для Медикосантруда, пять – для Военной академии.

– Виноват, я вас перебью. А если бетонщики не захотят?

– Не захотят? Дитя!.. Плакать будут, а захотят. Ну, простите, мне надо еще в Центральную театральную кассу съездить, подписать договор на продажу двухсот спектаклей «Волки и пчелки».

– Разве у вас идут «Волки и пчелки»?

– Через два года поставим.

– А вдруг выйдет плохо?

– Ребенок! Там, где есть плановое распределение билетов, не бывает плохих спектаклей. Заметьте себе. Ну, пока!

Через два года молодой, но уже довольно известный драматург снял бобровую шубу и лихо вошел в кабинет директора театра.