Серик Куламбаев - Пять Ночей

Удивляюсь, как этому алкоголику удалось не промотать накопления нулевых. Наверное, всё-таки жена. Построили на отсуженном пятачке трёхэтажное здание, стали сдавать комнаты в аренду, открыли ателье. Крутятся-вертятся, живут не хуже других. Глядя на них, я тоже решил заиметь себе «свечной заводик». Прикупил колхозной земли по смехотворной цене и веселюсь теперь без остановки – цены всё смешнее и смешнее.

В отличие от многих рупоров свободной 4 4 В смысле – освобождённой от государственного финансирования демократической прессы, обитателей стеклянных ферм с мифическими социальными лифтами, издательство нашей газеты не обласкано вниманием благодетелей и влачит своё существование в кирпичной постройке середины ХХ века. Застрявший в прошлом столетии коллектив вынужден пользоваться служебной лестницей, поднимаясь на третий этаж, в нашу редакцию.

Многочисленные инквизиторы правильного бытия в лицах и физиономиях налоговиков, пожарников, СЭС и прочих аббревиатур выставляют нам непомерные счета, налагая всё новые и новые санкции. Но санкции, как известно, незаконны и несправедливы только в отношении государственного аппарата. Надеюсь, теперь-то государство нас понимает.

Интернет с его вездесущими блогерами, социальными сетями и всезнающей из достоверных анонимных источников Wikipedi ей пытается низвести нас до уровня упаковочного материала. Выручают пенсионеры, привыкшие к шелесту газетных страниц, но и они считают нас рудиментом исчезающей цивилизации.

Каменному топору когда-то пришли на смену орудия из бронзы. Но кто помнит произведения искусств, созданные при помощи бронзы? Камнем тесались блоки египетских пирамид, разрушались неприступные стены, булыжниками сносились правительства. Камни есть в почках, на Луне, и философский камень, надо полагать, тоже из камня. А бронза? Что хотя бы сделано из бронзы? Разве что антикварные бюстики, приютившиеся на полках телевизионного бесогона. Бесы повозмущались, но что тут поделаешь, если у того на столе несколько прямых телефонов, и все с производителем «черных лебедей». Белые так, для имиджу.

В борьбе за кусок насущного хлеба каждый выживший репортёр способен рождать мини-шедевры, доверяя их неисправимой бумаге. Интимная близость капризной кофеварки стимулирует простату головного мозга, вызывая прилив интеллектуального тестостерона. А в словесной дуэли с соперниками за место у окна посредственность убивается в самом заурядном сценаристе горячих новостей.

Главный редактор Мосин, для которого конец света наступает каждое утро, ещё в конце нулевых смирился с фактом, что повлиять на тонущее состояние нашей посудины ни он, ни бухгалтерия, ни всемогущий бизнес-план не в состоянии. Спасательные гранты, предоставленные изданиям вроде нашего, приводили к смене редакционной политики и, как правило, самого главного редактора. А такую несправедливость по отношению к своему детищу Мосин позволить не мог. С чиновничьей грацией он перекладывал ответственность и неудачи на соратников и с утомлённостью тягловой лошади присваивал любой случайно заблудившийся успех.

Дашку, Дарью, Дарью Сергеевну, настоящее журналистское недоразумение, когда-то пристроила в редакцию стажёром её бабка – уборщица баба Аня. Дашкины родители подались в прихожане какой-то новаторской «церкви», оставили годовалую дочку на попечение Анны Николаевны и растворились без следа в новом религиозном измерении. Но бабка – тот ещё персонаж. Сварливая казачка, орудуя шваброй, словно штыком, прокладывала себе путь в любую литературную келью и бесцеремонно расставляла всех на свои места. Грязная обувь подвергалась стерилизации в половом ведре, а анонимные окурки оказывались в карманах самых разыскиваемых курильщиков. Мне достался KENT, с откушенным фильтром, радужный от соплей и крови. Не выдержав такого насилия, офис смиренно подчинился воле нового властелина порядка.

Пролетарская внучка начала своё культурное восхождение с простейших компетенций: разносила кофе, мыла посуду, копировала горы бумажного хлама. В общем, выполняла посильную работу, соответствующую её интеллектуальному уровню. Но и шансов не упускала. Начитавшись книжек по менеджменту, PR, HR, захвату и удержанию аудитории, наш «просвещённый» падаван встревал в занудные дискуссии гигантов журналистики. Она изводила их своим нахальством, бросала язвительные насмешки, обвиняя в непроходимой тяжести их нудятины. Лауреаты забытых премий посмеивались, цитировали классиков и вымирали, унося с собой тайны своей хрестоматийной плодовитости.