Светлана Кошуба - Как дура с намытой шеей

– Вообще-то, если тебе не изменяет память, я приехала не из Конго, а из европейской и оччччень цивилизованной страны – Германии, – осмелела она.

Закончив завтракать, он неожиданно согнулся в 3 погибели, наслюнявил указательный палец и стал налеплять на него, как на клей, с пола крошки, все-таки просочившиеся туда, но исключительно возле его места. Возле нее этим крошкам даже и не было шансов проскользнуть вниз. Где крошки может быть и были, так это в ее декольте.

Тем не менее, как истинная еврейская невеста с 2-хлетним стажем мытья посуды в немецком ресторане, после завтрака она взялась помыть посуду. И зря… его голова уже зловеще зависла над ее плечом.

Руки стали подрагивать.

– Как ты моешь посуду!?– взревел он.

– А как? Так моют посуду у нас в Германии.

– Вот у себя в Германии и будешь так мыть, а у нас моют по-другому! – негодовал он, вырвав со злостью тряпочку из ее рук и демонстрируя перед ней метод мытья посуды времен маминой эвакуации, как некое ноу-хау израильской технологии! – Поняла? – и вернул ей тряпочку.

«Ага, так вот почему он был женат всего пару месяцев!

Какая же женщина потерпит этот терроризм! Этот диагноз у нас в Германии называют «Контроль Фрик» или по-русски я бы перевела его как «Партия наш рулевой».

А с чего это я решила, – подумала она, – что этот «Врожденный холостяк» позволит кому-то нарушить его пространство, его собственное!».

Тем не менее, домыв посуду «его способом», она встала перед дилеммой: а какой же тря-почкой мыть раковину? Перед нею лежали две: от посуды и от стола. Ну, как Вы думаете, какой? Ага, фигушки Вам! Она рискнула одной из них, ведь те только что лежали в раковине.

Но сзади снова раздался возмущенный рев:

– Что ты делаешь!? Какой тряпочкой ты моешь раковину!? – В подтексте звучало: «дура!» – А какой? – затравленно промямлила она.– Второй, что ли?

– Нет! Нет! У меня есть для этого… ха-ха-ха, – благодушно и иронично похихикивал он, – Фокус-покус! третья тряпочка!!! – победоносно уже визжал он.

– Но тут ее не было…– пыталась она защитить себя.

– Пра – виль –но!!! Потому что я мою раковину раз в 3-4 дня!

– А я после каждого мытья посуды,– решила заступитья она за себя.

– Вот и мой у себя в Германии после каждого. И в чужой монастырь не лезь со своим уставом!

Протирая покрытие возле раковины, она подняла кофеварку и чайник и, вероятно, немного изменила дислокацию этих предметов. Но незамедлительно услышала:

– Поставь как было,– прокомментировал он ее движения голосом Левитана, сообщающего сводки военных действий.

Ей с такой тоской захотелось домой на Родину, в родную Германию, где все друзья считают ее чудной хозяйкой… А она – дура!!– везла ему рецепты излюбленных ее гостями блюд! Да кому они здесь нужны! Двум хозяйкам на кухне не бывать!

«Боже, так это еще только завтрак! А как же пережить еще обед и ужин, а главное- ночь!

И еще… 3 недели!» Она его уже ненавидела. Но к обеду она уже знала, как нужно подвинуть стул и тарелку, как нужно мыть посуду и какой тряпочкой, что мыть с мылом и без.

Настроение господина Макаренко заметно улучшилось. Он был весьма и весьма доволен (не способной ученицей, конечно, а своим педагогическим талантом, позволившим новобранцу-новобранке так быстро усвоить его уроки!) Поэтому… после обеда была предложена развлекательная программа. И они поехали… на кладбище к маме…

К ночи он стал расслабляться от претензий. Его глазки замаслились нетерпеливым ожиданием, подхалимажем и лестью, а она прокручивала в голове тысячу причин для того, чтобы как-то перебраться в зал на диванчик. Но голос Наташки неумолимо чревовещал в ней:

«А ты думала наши мужья лучше!? Да семейная жизнь – это каждодневный компромисс и подстраивание во имя семьи! Вперед! На мины!». Как жертвенный агнец, принесенный на алтарь семьи, она поволокла себя из кухни, помыв, конечно же, вечернюю посуду «его способом», в спальню, где он настраивал видеомагнитофон, и взяла в руки намечавшийся фильм.

– В этом доме, прежде чем взять что-то в руки, спрашивают разрешения,– указал он ей менторским тоном, но увидев ее реакцию полного шока, тут же принялся извиняться:

– Ну, прости, прости, пожалуйста. Я такой зануда, я знаю. А ты не молчи. Ты дай мне отпор. Я хамлю, борзею, а ты поставь меня на место! – и примирительно ее чмокнул. Но тут же, как вспомнив что-то, выпалил:

– А ты руки помыла? – спросил он, пристраиваясь, чтобы в очередной раз ее чмокнуть.