Дарья Татарчук - Короткие смешные рассказы о жизни 2

– А-ай, Сыроженька! – Борис Федорович вскрикнул так, словно его проткнули насквозь в самом жизненно ценном месте. А когда вдобавок его сильно прижали к вертушке, и в паху у него что-то с треском лопнуло, на лице бедолаги Серега впервые в жизни увидел настоящий ужас. Но Загреба, понимая, что на кону практически стоит его судьба, смог быстро взять себя в руки и сразу взглянул на часы. Пошел отсчет времени! Когда вышел из проходной наш шестой, Федорович взмолился:

– Все, братишки, жить мне осталось всего… двенадцать минут! Спасите ради бога! Че делать-то, куда бежать? Господи, за что? – чуть не плача, растерявшись, заголосил Загреба.

– Надо добежать до ближайшего подъезда. Может, еще успеем, – скомандовал Серега, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха. Со спринтерской скоростью мужичок за пятьдесят лидером прибежал к подъезду ближайшей пятиэтажки.

– А-а! Закрыто! Восемь минут осталось. – Он побежал в следующий подъезд, который тоже был закрыт. Только в последнем, четвертом подъезде мы, все промокшие под дождем, встали в кружок, в середине которого быстрее солдата раздевался до гола бедный несун. Словами не передать, это надо было видеть.

– Быстрее, братцы, мне хотя бы дырку оставить для посикать! – умолял нас старший член бригады, полностью разгонишавшийся, стоя босиком на холодном, грязном бетонном полу, переминаясь с ноги на ногу.

Серега все заранее продумал, помог надеть Загребе на руки резиновые перчатки. «Давай, напяливай, говорю, – приказывал он, – а то и пальцы на руках склеятся». В кармане наготове он держал бритвенный станок. Глядя на посиневшего, дрожавшего всем тщедушным телом, бедного Загребу, стыдливо прикрывавшего худыми, коротенькими ручонками свое скудное хозяйство, обхватив ими свисающий до лобка курдюк, мы уже едва сдерживались, чтобы не расхохотаться.

– Две минуты! А-а! Господи, спаси! – воскликнул наш многострадалец. Он уже сто раз вытер все свои гениталии. В ход пошли трусы, потом майка, уже рвалась на тряпки рубашка, а наготове я держал джемпер, выкидывая на улицу уже испачканное «клеем» рваное нижнее белье.

– Ножницы! Братцы, у кого ножницы есть? – вопрошая, оглядывал он нас с застывшими слезами на глазах. – Я бы хоть волосы там состриг.

– Бритва безопасная не пойдет? – ни разу даже не улыбнувшись, мастерски продолжал играть свою роль Серега. – У меня есть, чисто случайно! Повезло тебе, Федорыч. Дома утром побриться не успел, на работе пришлось. Новая, вчера только купил, «Нева».

– Сыроженька, спаситель ты мой! – Загреба обрил все свое хозяйство под нуль за считанные секунды. – Последняя минута пошла! Братцы, привязать бы как, а?! Лучше… желательно… под углом в сорок пять градусов. Если засохнет, так хоть в таком положении! – с мольбой в голосе запросил он свое последнее желание. – Ломы ведь склеивает, кувалдой не разобьешь! – умолял Загреба, взирая больше на невозмутимого Серегу.

Давясь смехом, в этот момент я готов был запихать в рот джемпер Загребы. У остальных состояние было не лучше. Кто-то, чтобы не прыснуть, закусил свой зонтик, как лошадь удила, кто-то обеими ладошками закрывал себе рот. Я, весь красный от натуги, выпустил из носа предательский пузырь, а на глазах самопроизвольно выкатились слезы.

– А чего я-то сразу? – возмутился Серега на полном серьезе, мысленно представив, как он будет выполнять эту последнюю волю Загребы. – Так и так не успеем, сейчас схватываться уже начнет. Оставь уж как есть, на полшестого, а то сикать неудобно будет! – Поглядев на бригаду впервые за все это время, одарил он нас своей улыбкой. – Вон тетка какая-то без зонта сюда, кажись, бежит. Одень хоть портки, а то, чего доброго, она в обморок упадет!

Одновременно взорвавшись, мы заржали, как жеребцы. Хохот раздавался на весь подъезд. Истерика на максимуме держалась минут пятнадцать. Из квартир первого этажа уже начали высовываться жильцы, угрожая вызвать милицию. Пока мы впопыхах напяливали на нашего героя оставшуюся целой одежонку, он успел надуть прямо в штаны, придав нам этим поступком новый импульс для хохота. Кое-как воткнув обезумевшего Загребу в ботинки на босу ногу, не зашнуровывая, рассовав по карманам плаща его грязные носки, мы волоком вытащили его на улицу.

Дождь продолжал хлестать как из ведра. Не разбирая дороги, прямо по лужам и грязи, мы вели под руки своего вожака к автобусной остановке. Он, бедный, чуть не плача от обиды, еле плюхал без зонта, в брюках с незастегнутой ширинкой, в джемпере, надетом наизнанку. В старомодном плащишке, застегнутом не на те пуговицы, в резиновых перчатках на руках. Широко, как моряк во время шторма, расставляя ноги, он несколько раз терял по дороге застрявший в грязи ботинок. Узнав правду о том, что в резиновой перчатке в его трусах вместо клея было налито растительное масло, густо подкрашенное чайной заваркой, он уже даже не радовался…