Виктор Каншиев - Камушки

– Дурак я, дурак! Больше, чтоб ко мне ни одна тварь, ни ногой. Никаких выпивок, ни друзей. Уйду, поставлю в стороне другую избу, закорю новый участок и гуляй Ванька по бухвету.

Но проходит время и, как говорит Туши свет, «зноу» события повторяются. Возвращаются энтузиазм и тяга к общению. Приходят лесовики, пьют, припоминают друг другу старые обиды, дерутся. Попадает и хозяину. И опять что – то пропадает, «привыкнув» к посетителям.

О работе Горобец рассуждает по – своему:

– Притя, притя, голубки. Давайте два, три плана. Мне – то до фени. Мне ни ковроу, ни хрусталей, не надо. На сахар, хлеб и дрожжи я заработаю, а там – на налимах перебьюсь. Притя. Вам некогда, вам гроши в первую очередь, а мне – природа: грибки, малина, окуни, и протчие плотички – рыбочки.

При скромном заработке, Михал Иваныч ловит рыбу – для себя и на продажу. И как рачительный хозяин заботится о том, чтобы статья дохода эта не приходила в упадок. За сети он отдаст всё, хотя и отдавать нечего. Может выменять на рыбу, купить, поставить литр водки, показать рыбные места, может упросить оставить на сохранение, а потом сеть сама к нему «привыкает». Может тронуть широтой натуры, и ты сам с чистым сердцем подаришь ему её. Он требует всем своим естеством: ты можешь, ты должен, так дай же, какого тебе… В добыче снастей он идёт до конца и, как истый мужчина, не мытьем, так катаньем, добивается своего.

С котомкой возвращаюсь из посёлка. На первой проталине, у избы, Туши Свет встречает обычным лаем:

– Что, промот, нагулялсь? Подворачивай оглобли, покурим.

Садись, чай горячий ещё, долбани чеплажку за уважение.

– Почему «промот»?

– Так промотал же что – то, раз плотишь. Сидим, прихлёбывая свежезаваренный чай.

– Что новенького там? Не нашёл ещё себе кадрину? Угощаю его «Беломором» фабрики Урицкого.

– О, хоть пшеничную закурить после махры.

Пачка ложится на стол. Собираюсь уходить. Михал Иваныч смахивающим движением берёт папиросы, суёт себе в карман.

– Ну-к, паря, в гробу я тебя видел, давай курево.

– Обойдёсся. Небось, в сумке – то навалом их…

– Не важно, не наглей, спрашивать надо! – силой отбираю папиросы. Туши Свет морщится.

– Прощай голуба, ишь шустрый какой стал! Что – то не даёт мне уйти. Достаю курево.

– На, наращивай шею, может, быстрей подохнешь. Глаза Туши Света теплеют:

– Вали, промот, пока трамваи ходят.

– Продолжай гнить, голуба. Пока.

На Воингозерском участке нас – человек тридцать. Глеб с татаркой, Толя – блин, Сашка – урка, Куцепалый, Туши свет, Петяказак, Витя – чахоточный, Романючка, Коля – пожарник, Штурманок… «Голодранцы всего свиту до кучи гоп» – как говорит Горобец. Живём в разных концах озера. Видимся не часто. Хожу к Тушителю. Михал Иваныч рассказывает о себе. Тихая с лукавинкой улыбка, от которой светлеет лицо, разглаживаются морщины. Уставившись в темноту за окном, покусывая мундштук, вспоминает:

– Было, покуролесил в молодости. О-о, туши свет… В деревне у нас, в соседей – свадьба. Свист, пляска. Народу-у. А во дворе, среди прочих лошадей – рысак, серый в яблоках, в расписныя санки запряжён. Не наш, дальний чей – то. Конь – я таких не видел. Ушами так и сригёт, так и сригёт. Прокачу – усь!!! Стемнело. Только песняка вдарили, я вожжи с кола долой и ходу. Как он попёр… Ток башку береги. Ошмётки с‑под копыт, как ядры, летять. Под утро только опамятовел. Шо ж я натворил. Увидит кто, – и плакали мои рёбра. Куды ж деваться – то? Глядь, Гапка, сестра двоюродная, хворост на быкоу грузит. Дров возле села не было. Гапка выручай! Каюк мне. Вожжи к передку привязал. Но-о! Конь сам домой придёт. В село на быках въезжаю, меня уже стерегут:

– Ты коня угнал?

– Пот – тя на …! Буду с вами пьяныма лясы точить… Как вспомню. У – у – у, туши свет.

Крупная «ходовая» баба – Романючка. Чистые, как у ребёнка, голубые глаза, восемьдесят пять килограмм замечательно мягких мышц и никакого целлюлита. Венера Милосская – сорока двух лет. Когда – то фартовый Серёга Романюк привёз её с вокзала. Плюшевая жакетка, кирпичного цвета чулки х-б и, как у сталевара, ботинки свиной кожи. Всего имущества – узелок с нижним бельём. Всего документов – справка об освобождении. Но зато натура – «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет». В работе Романючка даст фору большинству мужиков, выживет в любой «тундре». Серега давно «слинял», а Романючка осталась. Теперь Венера эта изредка остаётся ночевать в избушке Туши Света. Мужики знают про то и пробуют «завести» счастливца.