Шимун Врочек - Мое советское детство

У одного из пацанов галстука не было, поэтому он был брат Чжан, Потерявший-Повязку-в-Бою.

В спектакле по плану было три акта. Первый акт – я, как главный брат Чжан, произношу речь, о том, в какой 兩廂山羊 (задняя часть козы, кит.) оказалось восстание и почему. Второй акт – прибывает посланник императора и предлагает нам сдаться. Мы гордо посылаем его к истокам Янцзы. Посланник уходит. Акт третий – Мы готовимся к смерти, прощаемся друг с другом и ждем смерти. Я говорю: вот так и закончилось восстание Желтых повязок. Аплодисменты.

Начали. Речь я отбарабанил без запинки – у меня тогда была идеальная память. Начался второй акт…

К нам прибыл Толстый Мандарин, которого играл Ромик. Это у китайцев так называются чиновники, но мне всегда представлялось что-то круглое и оранжевое. Явно зажравшееся, но с запахом Нового Года. Возможно, это и есть обаяние зла.

– Крыса, не имеющая совести и пожирающая чужой хлеб! – сказал я. Эта фраза из учебника поразила мое воображение, поэтому, кажется, я использовал ее дважды. – Зачем ты явился сюда?

– Привет, жалкие мятежники! – заговорил Толстый Мандарин, нагло усмехаясь. – Меня послал великий император Хань! Он предлагает вам жизнь, жалкие черви!

– Чего хочет император?

– Вы… – после подвига с "Хань" Ромик вдруг начал терять слова и мучительно пытался их найти. – …окружены. Вы все… умрете в этом болоте! Сдавайтесь, ничтожные рабы! Бросайте оружие!

– Передай императору, мы не сдадимся, – отрезал я. Как настоящий революционный вождь. Правда звенела в каждом звуке моего голоса. Правда и вера в великое светлое будущее китайского трудового народа.

– Мы не сдадимся! – дружно повторили остальные братья Чжан. Они тоже верили.

– Сдавайтесь! – сказал Ромик.

– Не сдадимся! – ответили братья.

– А я говорю: сдавайтесь!

– Нет!

– Да!

– Уходи отсюда! – сказала сестра Чжан (Полуэктова?).

– Сама уходи! – огрызнулся Ромик.

Я чувствовал, что история закольцовывается и начинает пожирать саму себя. Нужно было спасать спектакль. Кажется, Ромик забыл, что должен был уйти сразу после ультиматума и дать нам героически умереть. Что делать?! На мгновение у меня снова закружилась голова, но я взял себя в руки.

– Зарезать этого толстопузого! – приказал я с истинно революционным пафосом. И показал на дверь. – Выведите его отсюда и убейте. Я не хочу видеть смерть этой собаки!

Потрясенная тишина. Тяжелораненый брат Чжан от удивления перестал стонать. Рустик Нуриев и еще один мальчишка подхватили мандарина под руки и потащили к двери.

– Нет, брат Чжан! – хныкал трусливый Мандарин. Ромик всегда быстро соображал. – Не надо, нет! Пожалуйста! Я не хочу умирать!!

Его вытащили за дверь.

Дверь закрылась.

В следующее мгновение дикий вопль разорвал тишину. Девчонки-зрительницы вздрогнули и начали переглядываться.

– Так будет с каждым угнетателем трудового народа, – веско сказал я. – Конец.

Аплодисменты. Дверь распахнулась.

– Что здесь происходит?! – раздался возмущенный голос. Наша классная аж привстала.

Ромка умирал так громко и выразительно, что на крик прибежал наряд дежурных с красными повязками на рукавах и какая-то учительница с изменившимся лицом. А потом пришла завуч.

Так закончилось восстание желтых повязок.

Мое советское детство прошло в тени ядерной войны – и это была настоящая жуть. Детство было замечательное, всем бы такое – но я всегда, даже в самой веселой игре чувствовал затылком черное ядерное облако. Где-то там, высоко над горизонтом. Мы, советские дети, всегда знали: человечество от самоубийства отделяют каких-то полчаса – пока летят ракеты. С началом Перестройки и разоружения, дружбы с Америкой и прочего – это облако исчезло, давление на затылок ушло, и я вздохнул спокойно. Это удивительное чувство легкости, не передать. Я словно летать начал, хотя шли опасные и безумные 90е. Мне уже больше не снились ядерные сны, похожие на кадры из "Писем мертвого человека". Пыль, тьма, противогазы и ветер.

А сейчас это облако возвращается. И что-то мне совсем не радостно.

Овчинников Никита Петрович.

Родился в 1905 году на Урале, в деревне Сухая Речка. Мой прадед по отцовской линии.

Я бы очень хотел написать, что мой прадед был добровольцем, одним из первых подавшим заявление в Первый Уральский Добровольческий танковый корпус, прозванный немцами "Дивизией черных ножей" за клинки с черными рукоятками и бесстрашие. Как прошел с боями до Берлина. Как стал гвардейцем, получил из рук маршала Жукова "Орден славы" и как на броню его Т-34 женщины освобожденной Европы бросали букеты цветов… Как закончил войну майором или полковником. Как вернулся домой, красавец, увешанный медалями, и прабабушка бросилась ему на грудь, рыдая от счастья.