Александр Пономарев: Нервные люди

Не помню уже, как оказался в гостиной, в кресле. Надеваю манжет тонометра. Прибор, жалобно пискнув, выдает мне какие-то цифры. Сквозь пелену в глазах пытаюсь определить, насколько все тут хреново. И с ужасом вижу – давления нет. Не сказать, чтоб совсем, разумеется, есть какое-то, но оно по сути мало чем отличается от атмосферного. – Ну что? – спрашиваю себя, – амба или, может, еще попробуешь пободаться? И еще я вспоминаю, что в таких случаях здорово настойка элеутерококка на ноги поднимает. В общем, надо через не могу дуть в аптеку, причем срочно. Времени и сил на сборы, понятно, в обрез, поэтому я, как есть в тельняхе и трениках, так туда и двигаю, а из приличного только вьетнамки на мне.

И вот я в аптеке, благо она находится рядом, в соседнем подъезде. Если бы стояла чуть подальше, я бы не дошел. Да и не пошел бы, если честно. Плюхнулся бы в листву, где помягче, и попросил бы прохожего вызвать 03. А там пусть уже профессионалы решают, что со мной делать. И стоит ли вообще заморачиваться.

Стою я едва живой, прислонившись всем телом к стенду «Информация», и мыслю. Мыслить, правда, получается только односложно и простыми оценочными категориями, навроде: «Три окошка – это хорошо. Работает из них только одно – это плохо. У окошка единственный покупатель – это хорошо». Тут покупатель на мгновенье оборачивается ко мне. Вижу, крупная такая женщина немалых лет и суровой мужественной наружности с длинным свитком в руках. Перед ней на прилавке лежит гора медикаментов. Это плохо, черт возьми, это очень, очень плохо.

До моего слуха доносится… «Но только, чтобы без побочек, дорогуша. Потом валидол, панкреатин по пятьдесят единиц, бинты эластичные…»

Аптекарша, симпатичная девица, едва только успевает носиться от ящиков к шкафчикам, от шкафчиков к кассе и потом снова к ящикам.

– Вдобавок еще супрастин. Или, может, лучше тавегил? – в ответ девица пожимает плечами. – …Тогда нистатин, и да, чуть не забыла – но-шпа, пирацетам…

– В таблетках или ампулах? – безразлично интересуется аптекарь.

– А что дешевле?

– В ампулах.

– Тогда в них.

Порывшись на полке, девушка кладет на стол упаковку.

– Шприцы брать будете?

– А это еще зачем, – недоумевает мадам, – разве это колоть надо?

Аптекарь в ответ молча смотрит на нее с сожалением.

– Тогда в таблетках…

А меня тем временем уже совсем развезло. Чувствую – не доживу. Собрав остатки сознания и повиснув на плаще оной дамы, я ей вежливо так намекаю. Хоть и заплетающимся языком, но вполне себе внятно.

– Гражданочка! – говорю, – ты, смотрю, тут уже давно и, судя по всему, надолго. Разреши лекарство взять Христа ради – плохо мне шибко – мне бы только настоечки пузырек, а то гляди, ведь прямо у тебя на глазах загнусь.

Она смотрит на меня с осуждением, и, я бы даже сказал, где-то с презрением:

– Еще чего, – едва цедит она стараясь не дышать в мою сторону, – ходит тут всякое. И брезгливо стряхивает меня со своей одежды.

– Так… помру ведь, – пищу изо всех сил я.

Но она, не обращая больше на меня ни малейшего внимания, поворачивает корпус к прилавку:

– А имеются ли у вас ватные … эээ…

– Тампоны? – подсказывает аптекарша. Дама в ответ мотает головой, как уставшая лошадь.

– Может, тогда диски или палочки?

– Да нее, забыла я. Сейчас позвоню – узнаю.

Пока она делает звонок другу или еще кому, я несмело пытаюсь обратить на себя внимание девушки:

– Мне бы, красавица, всего один пузырек элеутерококка, без сдачи, – подмигиваю ей я заговорщицки. Но суровая дама бдительно следит за порядком периферийным зрением и пресекает любые попытки несанкционированного контакта. Увидев вопиющую наглость, она молча отпихивает меня от окошка своим могучим торсом.

– Занято там что-то. Ну, пускай тогда уж палочки, впрочем, и диски тоже кладите, – просит она у аптекарши.

– А ты давай иди, задрыга, проспись! – это уже обращено ко мне. – Ну и культура у некоторых ваще.

И тут я впервые за последнее время ощущаю, как бы прилив тепла в голове.

– Чья бы корова мычала, – отвечаю ей негромко. Про себя, можно даже сказать, отвечаю.

Однако у этой заразы оказался хороший слух:

– Кто корова, это я корова? – чуть ли не на дыбы встала она. – Хам трамвайный, хороняка!

– Сама-то давно в зеркало смотрелась, хабалка? – возмутилось все в моей душе. – Лапотница!

На этом месте я замечаю за собой, что слова из меня извлекаются членораздельно и упруго. Я уже не плыву, как раньше по эфиру. И стою кстати при этом ровно, не прогибаясь в коленях. А ну-ка, была не была, может, еще попробовать?