Ярослав Демшин - Факультет любви

– Кто такие?

– Студенты, – нестройно отозвались мы, глядя на это изобилие.

– Комсомольцы?

– А как же? Все как один!

– Нууу…, – протянул он, глядя на Лёху. – Хоть отъедитесь. Ишь как вас пообтесало- то. Пьете поди каждый день?

– Не без этого.

– Пейте-пейте, привыкайте. В жизни пригодится.

И ушёл. Дааа… Такой вот начальник, Как потом оказалось – это был главный инженер комбината.

Худой Лёха ещё сбросил пару кило за эти дни, и у него ввалились щёки.В тот день мы с парнями, как драные голодные коты с подворотни, прожрали по два талона. Работники, глядя на наш заставленный едой стол, только качали головами и перешептывались – кто такие? детдомовские что ли? или найдёныши какие? Распихав недоеденные котлеты и макароны по стаканам, а стаканы по карманам, мы пошли вздремнуть на десятитонных бумажных рулонах, что категорически запрещалось! Потому как если он покатиться, то от человека даже мокроты никакой не останется. Но на них было удобно и они были тёплые. К концу смены мы с Серым даже умудрились выполнить дневную норму – счетчик показывал, сколько упаковок мы скинули вниз, где их грузили. Девчонки еле-еле сделали половину. В пять часов вечера мы уже тряслись в трамвайчике до своего общежития.

– Какие планы на вечер? – ко мне подсела Люда.

– Я бы по городу погулял.

– Согласна. Встретимся в клубе!

– ….???

– Ну, это так товарищЖеглов говорил, помнишь?

– Аааа! Это где: бабу не проведёшь – она сердцем видит!

Люда рассмеялась и погладила меня по усам.

– Ну рожа у тебя, Шарапов, ой, ну и рожаааааа!

Мы заржали в голос на весь трамвай. Так, под недовольные взгляды уставших пассажиров – в основном это были работники с комбината – мы доехали до дома, перекидываясь цитатами из фильмов…

Мы шли по Набережной Енисея, было прохладно и хорошо. Люда была в каком-то невероятно красивом красном коротком платье, я даже неудосужилсяпереодеться, за что себя сейчас корил и обзывал оборванцем. Людей на набережной было много, кое-кто даже ловил рыбу. Слышался звук баяна, мы подошли к гармонисту, в его кепке лежало немного мелочи. Дед посмотрел на нас красными воспаленными глазами.

– Не идёт сегодня, паря, такие дела, – и он отставил старый, видавший виды баян, на асфальт.

– Разрешите? – я поднял баян и посмотрел на деда, тот хмыкнул.

– А умеешь?

– Так а чего уметь- твой баян сам играет!

Я посмотрел на кнопки – штук пять не было. Ну, была – не была! Взяв до-мажор, я растянул меха на полную мощь и свернул их с силой так, что аж пыль полетела из решетки. Дед опять хмыкнул и закурил чинарик.

– Ну- ну… покажи себя…

Люда захлопала в ладоши и открыла рот от удивления. Я, как Шариков из кинофильма Бортко начал распевать под мажорные трезвучия:

– Иииииееееэээээх! Маааааать! Говори Москавааааа! Разговаривай Раааассеяааа! Сыпь деньги не стесняйся!

Вспомнив, что не зря я два года ходил на хор, и вряд ли кто знает истинный мотив песни Эллы Фиджеральд, я громко запел:

Клеп ю хенд,

Слэп ю синг,

Аллилуйя, аллилуйя!

Эври бадикамэлонг

Эджойн зэ джабилект!

И опять начал сначала, к третьему разу напивая один и тот же куплет, я всё-таки подобрал мотив очень близкий к оригиналу. К этому моменту Люда уже взяла кепку и пошла к народу, который образовался вокруг нас плотной толпой, народ кидал монеты. Я взял септаккорд и запел:

Гаудеамус игитур,

Ювинестуссуууумус…

Гимн всех студентов – Гаудеамус. Мелодия была простая и я быстро подобрал, Люда тоже знала её, и мы, обнявшись, на латыни спели все куплеты. В конце Люда крепко поцеловала меня под всеобщие аплодисменты. Денег было много – половина кепки. Я поставил баян и взял горсть монет.

– Честно? – спросил я у деда, тот опять только хмыкнул.

Денег хватило на два стакана сухого вина и два пироженных, Люда смотрела на меня восхищенно.

– Вот так удивил, так удивил, – сказала она

– Всё лежит на поверхности, надо только взять.

– Ты это говоришь уже второй или третий раз!

Мы смаковали вино – это был всё-таки не портвейн! – и ели вкуснейшее пироженки.

– Покатаемся на лифте?

– На лифте?

– Ага, бесплатно и интересно.

– Хм… давай…

Мы пошли к самой первой высокой многоэтажке на другом берегу Енисея. В подъезде пахло кошками, нажав кнопку, мы стали слушать, как в глубине шахты двигаются механизмы и тросы. И тут подошла важная полная дама, видимо со своим сыном, лет пятнадцати, тоже упитанным и толстощёким. Он сразу уставился на Людины стройные ноги, и открыл рот. Женщина заметив это, толкнула его в бок. Люда в ответ ему подмигнула, а женщине показала язык. Что-то недовольно пробурчав она первой вошла в лифт и нажала кнопку, мы успели заскочить, прежде чем дверь закрылась. И за это мы решили отомстить этой женщине – на глазах этого пухлячка мы слились в таком страстном поцелуе, что я одним глазом увидел, как она ворча, закрывала рукой ему глаза, а он пытался из-под неё вынырнуть и посмотреть на нас. Выйдя где-то посередине, она ворча, потащила за руку своего пятнадцатилетнего сына, а он всё оглядывался и смотрел на нас с открытым ртом. Мы прокатились раза три, не встретив никого больше, и решили залезть на крышу. Ветер был достаточно сильный, но теплый. С крыши было далеко видно, город был, как ладони: вот- Енисей, вот – горнолыжные трассы, вон и вон – мосты, и вооон – ещё один строится.