Анатолий Крым - Украинская каб(б)ала

МАМУЕВ. Бывает! Но в данном конкретном случае можете не волноваться! Во-первых, ничего он больше не напишет, потому что как только получит членский билет, так и писать перестанет. Проверено! Народ зачем пишет? Чтобы стать членом нашей Спилки. А когда стал, зачем, спрашивается, писать? Во-вторых, мы нашего гения загрузим общественной работой, а какая она у писателей, знаете? Презентации, творческие вечера, собрания, заседания, и все под водочку, под коньячок! Тут уж не до литературы! Кстати, на что он будет жить?

ЦЫРЛИХ. А сколько ему лет? Совсем из головы выскочило!..

МАМУЕВ. Считать с 1814 года?..

ЦЫРЛИХ. Да нет! Непрерывный стаж не подходит! Я имею в виду, сколько он прожил? Ну, тогда, при царизме?

МАМУЕВ. Кажется, сорок семь, а что?

ЦЫРЛИХ. До пенсии не дотягивает…

МАМУЕВ. Может, ссылку казахскую засчитать как год за два?

ЦЫРЛИХ. Надо подумать. Какие у вас еще просьбы?

МАМУЕВ. Водка подорожала!

ЦЫРЛИХ. А при чем тут ваша Спилка?

МАМУЕВ. Писатели народ бедный, а вдохновению подпитка нужна!

ЦЫРЛИХ. Завтра вам завезут грузовик водки из госрезерва, я лично прослежу. Что еще?

МАМУЕВ. Вот, просмотрите. Нужна ваша резолюция.

ЦЫРЛИХ. Что это?

МАМУЕВ. Список членов Правления.

ЦЫРЛИХ. Зачем он мне?

МАМУЕВ. Прошу прикрепить к президентской столовой и выдать пропуск в вашу администрацию! Алиса Леопольдовна, это очень сильный идеологический ход! Писатели и власть за одним обеденным столом! А?!

ЦЫРЛИХ. Н-ну, не знаю!.. Они будут себя прилично вести? Здесь не проходной двор все-таки!

МАМУЕВ. Не волнуйтесь, отобрал самых надежных. В руках себя держать умеют.

ЦЫРЛИХ. Хорошо, я доложу руководству.

МАМУЕВ. Спасибо, Алиса Леопольдовна! Мы на вас молимся! Вы для нас как мать Тереза!

ЦЫРЛИХ. Прекратите! Чтоб я больше не слышала про «Терезу»!

МАМУЕВ. Кстати, прочел вашу рукопись! Гениально!

ЦЫРЛИХ. Да уж!..

МАМУЕВ. Не скромничайте! Потрясающей силы повестушка! А какие диалекты! Прямо бифштекс с кровью! Свежая филейка! Через недельку устроим обсуждение, общественность подключим…

ЦЫРЛИХ. Пожалуйста, без меня!

МАМУЕВ. Само собой, что я, не понимаю? Мы снизу вас подопрем! Будете творить по воле народа!

ЦЫРЛИХ. Спасибо! За квартиру не волнуйтесь.

МАМУЕВ. Столько ждал!.. Чего уж! А откуда взялся этот Либерман?

ЦЫРЛИХ. Кто его знает! Какой-то младший научный сотрудник…

МАМУЕВ. Да я не о том! Фамилия больно знакомая! Тыщу раз слышал, а где – хоть убей не помню!

ЦЫРЛИХ. Может, на посошок?

МАМУЕВ. А давайте! Все равно день коту под хвост!

10 февраля 2014 года

Удивительные обстоятельства понуждают меня по старой привычке завести журнал, чтобы изложить необыкновенные события, приключившиеся со мной.

Итак, в хмурое февральское утро, а именно вчера, я проснулся на мягком ложе и долго всматривался в сумрак комнаты, не понимая, где я и что со мной приключилось. Первой мыслью было предположение, что во время обеда мы с Мишей [3] Т. Г. Шевченко имеет в виду гениального русского актера М. С. Щепкина (1788–1863), с которым был очень дружен. за обедом хватили лишку и он по обыкновению оставил меня на постоялом дворе, однако, прислушавшись к организму, я понял, что тело мое как никогда бодрое, ум ясен и такое чувство, словно отдохнул от всех волнений и переживаний, а мои болячки, нажитые в проклятой солдатчине, вмиг исчезли. Однако некоторая слабость в членах и барская лень, которой немало грешил в своей жизни, не позволили сразу подняться с ложа. Некоторое время я нежился, предаваясь размышлениям относительно того, где я и что бы это все значило.

Затем в комнату вошел человек примерно одних лет со мною и, подкравшись словно тать, прислушался, выясняя, сплю ли я. Тут я сделал попытку приподняться, а мой гость внезапно замахал руками и чуть ли не закричал:

– Лежите! Лежите!

Признаюсь, от испуга сердце мое тенькнуло. Неужто я был тяжко болен и в беспамятстве пролежал в этой темной комнатенке Бог знает сколько времени? Я хотел спросить нежданного посетителя, не лекарь ли он, а может, слуга, которого добрые друзья мои приставили ходить за мной, но господин сей зачем-то взял мою руку, стал щупать пульс, затем потрогал мой лоб и, похлопав по руке, сказал:

– Прекрасно! Очень даже прекрасно! Лежим и не двигаемся!

Я хотел возразить, что прекрасного в том, что я лежу неизвестно где, но он поднес палец к губам и решительным образом произнес: