Хендрик Грун - Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

Все вопросительно воззрились на него. Кто-то предложил взять его деньги на хранение. В банке под кроватью.

Здесь благодатная почва для завещаний, составляемых «за небольшую плату!» в сети магазинов «Хема». Многие жильцы боятся нотариусов, и правильно, если учесть, сколько дерут эти профессионалы за пару клочков бумаги. Но к «Хеме» здешние обитатели испытывают огромное доверие. Двое жильцов, заглянувшие в «Хему» за колбасой, решили заодно оформить завещание. Узнав, что это делается через интернет, они были глубоко разочарованы.

Мне не хватает Эфье, она так деликатно умела помогать в тупиковых ситуациях. Одно ее замечание — и я избавлялся от раздражения и злости по поводу всех жалоб и сплетен. И снова мог противостоять ужасающей враждебности мира.

В течение моей жизни население Земли увеличилось с двух до семи миллиардов человек. За одну жизнь в три раза. Возможно, это самое масштабное изменение, которое когда-либо произошло в мире. Более важное, чем промышленная или цифровая революции.

Когда за кофейным столом речь зашла о численности мирового населения, госпожа Бром обронила, что «на свете и впрямь становится тесновато».

— Что-то не заметно, что у нас здесь растет посещаемость, — брякнул Эверт.

— Это потому, что вы грубиян, — ответила госпожа Бром.

Эверт поблагодарил ее за комплимент.

Если разместить людей как кур на птицефабрике, отведя каждому пространство, скажем, 150 на 150 сантиметров, то все семь миллиардов заняли бы площадь, равную половине Нидерландов. С такой точки зрения на Земле хватит места еще для нескольких десятков миллиардов.

Сегодня Эфье выписывают из больницы. То есть переводят в отделение по уходу за беспомощными.

В разговоре с ее дочерью домашний врач сказал, что об эвтаназии не может быть и речи. Даже если мы найдем ее заявление, что она предпочитает смерть вегетативному состоянию, — даже тогда он ничего не сможет для нее сделать. Он не желает больше обсуждать эту тему.

Вчера, после полудня, мы, пятеро членов нашего клуба, сидели у ее кровати. Это было похоже на собрание. Или, скорее, на встречу перед разлукой. Пришла медсестра, сказала, что на одновременное посещение имеют право только два человека. «Может быть, другим пациентам это неприятно».

В палате Эфье лежат еще двое. Одна — связанная женщина девяноста лет — постоянно стучит ногтем по краю железной кровати, а другая часами что-то бормочет. Из всех органов чувств у Эфье сохранился, кажется, только слух. Господи, не дай ее интеллекту уцелеть в этом аду. Три старухи в одной палате, никакой приватности, ничего для себя. Вот оно, благоденствие образца 2013 года в одной из самых богатых стран мира.

Я стал еще рассеянней, чем обычно. Три раза подряд забывал вынуть из ростера свой бутерброд. Все спалил. Не о том думал. Мне повезло, дыма было слишком мало, чтобы сработала пожарная сигнализация. Поднялся бы шум, и тогда у меня, вероятно, конфисковали бы мой нелегальный ростер. Подрумянивать бутерброды запрещено, так же, как печь, жарить и варить.

У меня был хороший разговор с Эвертом. Мы играли в шахматы. Во всяком случае, я передвигал фигуры.

— Хенк, ты играешь в какое-то шахматное самоубийство.

— Да?

— Эрзац того, на что не решаешься в реальной жизни?

Эверту достаточно самого мелкого повода, чтобы уловить суть вещей.

Конечно, я постарался увильнуть от ответа, но с Эвертом этот номер не проходит. Он тут же выжал из меня признание, после чего повисла пауза. Затем последовал совет:

— Хенк, если жизнь утратила для тебя смысл, ты должен с ней покончить. Никакой возни с консультантами по самоубийствам и домашними докторами, просто купи прочную веревку. Пока ты еще в силах вскарабкаться на стул и оттолкнуть его ногой, никто тебе не нужен. Если тебе не хватает смелости, это бывает, не ной и не жалуйся, делай, что можешь.

Ни прибавить, ни убавить. А я еще ворчал на людей, которые не совершают эвтаназию, чтобы не огорчать близких или не внушить им чувства вины.

Ну, что касается Эверта, я могу не угрызаться. В случае чего он пособит мне завязать узел. Не то чтобы он хотел от меня отделаться, конечно, нет, но настоящие друзья для того и существуют, чтобы помочь в трудную минуту. Бескорыстно.

— И я извинюсь за тебя перед остальными членами клуба, хотя считаю, что они тебя отлично поймут. В конце концов все мы сидим в одной и той же тонущей лодке. А теперь играем в шахматы!