Хендрик Грун - Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

Сегодня моей дочери исполнилось бы 56 лет. Я пытаюсь представить себе, как бы она сейчас выглядела. Но все еще вижу, как стекает вода с бездыханной девочки четырех лет, лежащей на руках соседа. Через несколько секунд они приблизятся, и эти секунды не пройдут никогда. Пятнадцать или двадцать лет я вспоминал о них каждый день.

Всем запрещено выходить из дома: метель!

Еще более мрачная новость: у Дёйкера диабет. Дёйкер — сахар, плохая рифма. Началось это давно. Эверт не слишком точно соблюдал предписания врача, и ассистентка доктора очень деликатно дала ему это понять.

— Да, господин Дёйкер, если вы и дальше будете так напиваться, так неразумно объедаться и курить, я, разумеется, ничем не смогу вам помочь.

— Вот незадача. Это как раз те немногие вещи, которые еще придают жизни прелесть, милая девушка.

— Я вам не девушка.

— И не доктор, госпожа ассистентка.

Все же Эверт немного струхнул. Раньше он частенько заглядывал в соседнее кафе, где свел знакомство с одним толстым завсегдатаем. У того был повышенный сахар и вечерняя «норма»: двадцать пять кружечек. После чего дома он принимал на грудь еще парочку стаканчиков виски. Он всегда употреблял уменьшительные формы, чтобы звучало безобиднее. Настал день, когда у этого приятеля почернел большой палец на ноге. Пришлось его ампутировать. Потом еще и еще. Потом ампутировали ступню, потом ногу. Все, что чернеет, нужно убирать, сказали в больнице. Они желали ему добра. Славный был парень, но продолжал пить и курить, и остановить его было невозможно. Некоторое время он приходил в бар на протезе и сидел у стойки, пока не пересел в инвалидное кресло и больше не смог туда приходить. Через два месяца он умер.

Эверт представляет себе страшную картину: его конечности постепенно чернеют, и он попадает во власть докторов и санитаров.

Завтра снова напишу о чем-нибудь веселом.

Снова шум из-за платной парковки. Вечно недовольный господин Кёйпер подал в жилищный комитет заявление с требованием учредить в доме платную парковку.

Теперь почти никто не ходит просто с палкой. Зато большинство толкает перед собой этакую колясочку на четырех колесиках, с ручным тормозом и встроенной сумкой для покупок. Если ты устал, можешь на ней посидеть-отдохнуть. Очень немногие ездят на скутмобиле, даже по дому. Такой транспорт занимает довольно много места. И становится все престижнее. Это статусный символ. Дирекция, опасаясь пробок, попыталась всячески ограничить использование ходунков и инвалидных кресел в помещении. Что было встречено в штыки всеми хромоногими. Но когда Кёйпер предложил (в точности как мэрия Амстердама) ввести платную парковку, чаша терпения переполнилась. Кёйпер в самом деле тронулся умом.

Наш приют был построен в конце шестидесятых, когда дети оказались слишком заняты, чтобы забирать к себе старых родителей. Или им попросту стало неохота. И я буду последним, кто покатит на них бочку. В общем, сорок лет назад дома престарелых стали вылезать повсюду, как грибы после дождя. И какой был прекрасный замысел! Каморки площадью аж двадцать четыре квадратных метра, включая санузел и кухоньку. Супружеские пары получали восемь дополнительных квадратных метров, для отдельной спаленки. За двадцать лет в домах дважды произвели косметический ремонт, но они остались слишком тесными. Никто же никогда не принимал в расчет колесного транспорта. В лифте могут одновременно поместиться только два скутмобиля или четыре ходунка. Чтобы их вкатить и выкатить, каждый раз уходит четверть часа. Да еще все ноги отдавишь, пока торчишь перед лифтом, когда людям нужно выйти. Директриса решила вопрос, предоставив персоналу отдельный лифт. Поэтому очереди у остальных лифтов стали еще длиннее. Приходится раньше выходить из дома, чтобы вовремя прибыть к месту назначения? Вам предоставят расписание транспорта.

Я до самого последнего времени пользовался лестницей, но сейчас мне это уже не под силу, и я волей-неволей тоже регулярно стою в очереди.

Если здесь внезапно начнется пожар, все жильцы будут кремированы заживо. Эвакуироваться успеет только персонал.

Я как бы вскользь справился у доктора, может ли он прописать таблетку, которая кладет конец всем мучениям. Он сделал вид, что не понял. Или впрямь не понял: «Такого лекарства, увы, не существует». Продолжать расспросы я не рискнул.