Хендрик Грун - Записки Хендрика Груна из амстердамской богадельни

— Впредь мы ее просить не будем, — обиженно заметил Антуан час спустя. Он включил вытяжку на полную мощность и занялся приготовлением телячьего рагу. На столе стоят цветы, на Маго надевают красивый ошейник.

Вчера в два часа дня Эверт на инвалидном кресле прибыл к двери своей квартиры. Медбрат ввез его в комнату, где около его разукрашенного стула в полном составе и в праздничных шапочках уже выстроился почетный караул: Эфье, Гритье, Граме, Антуан, Риа, Эдвард и я. Эверт вдруг принялся отчаянно сморкаться в носовой платок.

— Вы простудились в больнице? — участливо спросила Эфье.

— Да нет, в больнице на меня вдруг напала страшная жажда, — попробовал отшутиться Эверт. Голос у него дрожал.

— Может, для начала стаканчик молока? — сказал Эдвард.

— Тогда уж рюмку, если вам не составит разницы.

— А у меня тут найдется закусочка, — заметил Антуан, указывая на широкий ассортимент солений и сладостей. Там был и чай, и шампанское.

Мы веселились вовсю. По настойчивой просьбе Эверта все строго условились не говорить о болезнях и больницах.

В четыре часа наш пациент отключился. Заснул с такой блаженной улыбкой на лице, что на него нельзя было смотреть без волнения. Мы выпили на посошок и прибрались в комнате. Теперь нужно надеяться и молиться, чтобы у Эверта остались его два пальца на ноге.

Но прием получился замечательный.

Экскурсия Эдварда состоится во вторник 28 мая. Если Эверту хоть немного повезет и он почувствует себя достаточно хорошо, то поедет с нами. Мне как-то неловко перед Антуаном и Рией. Хоть они ничего не говорят, я чувствую, что им хотелось бы принимать участие в наших вылазках. Другого выхода нет. Постараюсь замолвить за них словечко.

Иногда бывает очень трудно сохранять присутствие духа. Сегодня шел разговор о двух убитых мальчиках, найденных в канализации, о ревматизме, грыжах и изношенных тазобедренных суставах. И о том, что температура за окном не выше 11 градусов. И что в конце мая еще вовсю работает отопление, а термостат в комнатах стоит на 23 градусах. Чем мы старше, тем больше мерзнем. А сколько сил уходит на раздевание! Вздыхаешь, жалуешься, стонешь. Хорошо себя чувствуют только биржи, какой-то градусник наоборот: его только тряхни, и курсы идут вверх.

Читаю в газете, что по всей стране началась кампания против уныния в Нидерландах. Милости просим инициативную группу в гости к нам. А мы попробуем провести один день без болезней. Каждый раз, когда кто-то начнет день, преодолев физическое недомогание, пусть он (или она) бросит в копилку десятку. На эти деньги мы потом устроим торжественный обед с шампанским.

Антуан дал мне телефон своего друга, адвоката на пенсии. Сегодня позвоню ему и спрошу, как нам раздобыть административные инструкции и правила проживания в домах престарелых.

— Ему это понравится, — сказал Антуан.

Попрошу Эфье принять участие в разговоре.

Господин Баккер получил предупреждение от заведующей нашим отделением, госпожи Герстадт: пусть он придержит свой язык. Баккер постепенно съезжает с катушек. Болезнь Альцгеймера. Возможно, в ближайшее время его переведут «на другую сторону». Для общества потеря невелика. Он никогда не был приятным собеседником, а теперь становится страшно грубым. Чертыхается и бранится без удержу и без всякого внешнего повода.

Герстадт выговаривала ему за то, что он вечно ругает «эти гребаные печеньки», а он угрюмо смотрел в пол. Стоило ей отойти за пределы слышимости, как он заявил своим сотрапезникам:

— Эта баба, блин, ходит так, будто у нее дырка огурцом заткнута.

Честно говоря, я невольно рассмеялся, но пятеро других жильцов были так шокированы, что потеряли дар речи. Я хихикал в носовой платок. Все глядели на меня со злостью. Я уверен, что текст Баккера, с небольшой цензурной правкой, был доведен до сведения Герстадт сразу же после кофе.

Когда я поведал эту историю Эверту, он от смеха чуть не свалился с инвалидного кресла. Может, ко мне тоже подкрадывается альцгеймер, если теперь я нахожу грубые шутки более удачными, чем раньше? И становлюсь все менее законопослушным.

Вчера днем говорил по телефону с адвокатом, которого рекомендовал Антуан, чтобы извлечь на свет божий уставы и правила нашего дома. Этот адвокат («Зовите меня просто Виктор») загорелся нашей идеей. Он сказал, что на это есть Закон об открытости администрации и дело будет — пальчики оближешь. Он пригласил нас как-нибудь заглянуть к нему, чтобы обменяться соображениями. Телефон стоял на громкой связи. Эфье кивнула.