Владимир Войнович - Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина

Капитан смотрел на белобрысого, улыбался, силясь понять, но не понимал. Он понял только, что речь идет о какой–то, видимо, банде.

– Вас? – спросил он.

Младший лейтенант повторил вопрос. Он не был уверен, что правильно строит фразу, и начинал терять терпение.

Капитан снова не понял, но, видя, что белобрысый сердится, решил заявить о своей лояльности.

– Ес лебе геноссе Гитлер! – вставил он новое слово в знакомое сочетание. – Хайль Гитлер! Сталин капут!

Младший лейтенант вздохнул. Этот фашист – явный фанатик. Однако нельзя отказать ему в храбрости. Идя на верную смерть, он славит своего вождя. Букашев хотел бы, попав в плен, держаться так же. Сколько раз представлял он себе картину, как его будут пытать, загонять иголки под ногти, жечь огнем, вырезать на спине пятиконечную звезду, а он ничего не скажет, он только будет выкрикивать: «Да здравствует Сталин!»

Но он не всегда был уверен, что найдет в себе для этого достаточно мужества, и мечтал погибнуть с тем же возгласом на поле боя.

Младший лейтенант не стал реагировать на бессмысленные выкрики немца и продолжал допрос. Он задавал вопросы на ломаном русско–немецком языке. К счастью, и пленный немножко кумекал по–русски. И кое–что из него удалось все–таки выжать.

Капитан сообразил, что, очевидно, фербандой белобрысый называет Учреждение, в котором состоял он, Миляга.

– Там, – сказал он, охотно показывая рукой неизвестно куда, – ист хауз, нах хауз ист Чонкин. Ферштейн?

– Ферштейн, – сказал младший лейтенант, не подавая виду, что именно Чонкин его особенно интересует.

Пленный, морщась от головной боли и напряжения, продолжал давать показания, с трудом подбирая чужие слова.

– Ист Чонкин унд айн, цвей, драй… семь… зибен руссиш гестапо… связанные штриппе, веревкен… Ферштейн? – Капитан попытался жестами изобразить связанных между собой людей. – Унд айн флюг, самолетен. – И он замахал руками, как крыльями.

– Ласточка, Ласточка! – донеслось из соседнего помещения. – Что же ты, мать твою, не отвечаешь?

Капитан Миляга удивился. Он и не подозревал, что в немецком языке так много общего с русским. Или…

Но мысль свою он не додумал. Голова раскалывалась, и к горлу подступала легкая тошнота. Капитан сглотнул слюну и сказал белобрысому:

– Их бин болен. Ферштейн? Голова, майн копф бум–бум. – Он слегка постукал себя кулаком по темени, а потом положил щеку на ладонь. – Их бин хочен бай–бай.

Не дожидаясь разрешения, он неуверенной походкой, шатаясь от слабости, прошел к своей подстилке, лег и вновь потерял сознание.

36

Тем временем совещание у командира дивизии продолжалось. Был только небольшой перерыв, когда командиры батальонов уходили, чтобы переместить свои подразделения на намеченные исходные позиции. Отдав указания окопаться на новых местах, командиры вернулись в блиндаж.

Теперь обсуждалась проблема оружия и боеприпасов. Выяснилось, что в полку имеется только одно сорокапятимиллиметровое орудие и к нему три снаряда, один пулемет системы «максим» без лент, два батальонных миномета без мин, по две винтовки с ограниченным запасом патронов на каждое отделение и по одной бутылке с горючей жидкостью на три человека.

– Все ясно, – сказал генерал. – Оружия и боеприпасов мало. Максимально использовать фактор внезапности. Патроны экономить.

Открылась дверь, в блиндаже появился какой–то красноармеец в промокшей шинели.

– Товарищ генерал, – закричал он, приложив руку к пилотке, – разрешите обратиться к товарищу полковнику?

– Разрешаю, – сказал генерал. Боец повернулся к полковнику. От его шинели шел пар.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Ну что там у тебя? – спросил полковник.

Боец вручил ему пакет и, попросив разрешения, вышел.

Полковник, разорвав пакет, прочел донесение и молча протянул генералу.

В донесении было написано:

Командиру полка полковнику ЛАПШИНУ

от младшего лейтенанта БУКАШЕВА

ДОНЕСЕНИЕ

Настоящим сообщаю, что мною, младшим лейтенантом Букашевым, был допрошен военнослужащий германской армии, взятый в плен разведчиками Сырых и Филюковым.

При допросе пленный показал, что он является офицером гестапо Миллегом. За время службы в гестапо отличался жестокостью и беспощадностью и лично участвовал в массовых расстрелах коммунистов и беспартийных советских граждан.

Одновременно с этим он показал, что штаб так называемого Чонкина находится в крайней избе, принадлежавшей до оккупации почтальону Беляшовой, и охраняется усиленным отрядом гестаповцев, связанных между собой самыми тесными узами. Рядом имеется посадочная площадка и один самолет, по–видимому, для связи с регулярными частями гитлеровской армии.