О Генри - Отречение [The Higher Abdication]

— Тетка Хуана, — сказал он, — мне надо с тобой поговорить.

Древняя мексиканка с седыми волосами и поразительным количеством морщин поднялась с табуретки.

— Садись, — сказал Рене, снимая шляпу и придвигая себе единственный стул в хижине. — Кто я, тетка Хуана? — спросил он по-испански.

— Дон Рейсом, наш добрый друг и хозяин. Зачем вы это спрашиваете? — удивленно ответила старуха.

— Тетка Хуана, кто я такой? — повторил он, глядя ей в глаза строгим взглядом.

Испуганное выражение промелькнуло на лице старухи. Она начала возиться со своей черной шалью.

— Кто я, тетка Хуана? — еще раз сказал Рене.

— Я тридцать два года прожила на ранчо Сиболо, — сказала тетка Хуана. — Я думала, что меня похоронят у холмика за садом, прежде чем это узнается. Заприте дверь, дон Рейсом, и я вам все скажу. Я вижу по вашему лицу, что вы знаете.

Рене провел целый час за запертой дверью тетки Хуаны. Когда он шел обратно домой, Кудряш окликнул его из сарая.

Бродяга сидел на койке, болтая ногами, и курил.

— Послушайте, приятель, — ворчал он, — так не поступают с человеком, которого похитили. Я пошел в кладовую и занял бритву у того прилизанного парня и побрился. Но это не все, что нужно человеку. Скажите, не можете ли вы отпустить мне в стаканчик еще пальца на три того зелья? Я ведь не просил вас тащить меня на вашу проклятую ферму.

— Встаньте-ка к свету, — сказал Рене, пристально вглядываясь в него.

Кудряш нехотя поднялся и сделал два шага вперед.

Его лицо, начисто выбритое, совершенно преобразилось. Его расчесанные волосы спускались с правой стороны лба своеобразной волной. Лунный свет милостиво смягчал следы пьянства на его лице; красивый орлиный нос и небольшой квадратный раздвоенный подбородок придавали ему благородство.

Рене сел в ногах постели и с любопытством разглядывал его.

— Откуда вы? Есть ли у вас где-нибудь дом и родные?

— Я? Я… герцог, — сказал Кудряш. — Я сэр Реджинальд… да ну его к черту! Я ничего не знаю о своих предках. Я был бродягой с тех пор, как себя помню. Скажите, старина, выставите вы мне еще стаканчик или нет?

— Отвечайте на мои вопросы, и, может быть, я вам выставлю стаканчик. Как вы сделались бродягой?

— Я-то? — ответил Кудряш. — Да я избрал эту профессию с младенческих лет. Это было предрешено. Первое, что я помню, — я принадлежал огромному ленивому бродяге, которого звали Чарли Бифштекс. Он посылал меня по домам просить милостыню. Я был тогда так мал, что едва мог достать рукой до задвижки у калитки.

— Он вам не рассказывал, где он вас подобрал? — спросил Рене.

— Как-то раз, когда он был в трезвом состоянии, он сказал, что купил меня за старый револьвер и шесть монеток у шайки пьяных мексиканцев, которые занимались стрижкой овец. Но какая разница? Это все, что я знаю.

— Ладно, — сказал Рене. — По-моему, вы чистокровной маверикской породы. Я наложу на вас клеймо ранчо Сиболо. Завтра вы начнете работать в одном из лагерей.

— Работать? — презрительно фыркнул Кудряш. — За кого вы меня принимаете? Неужели вы думаете, что я буду гоняться за коровами и прыгать вокруг полоумных овец, как это делают ваши парни, по словам того желто-розового молодца из кладовой? Выкиньте это из головы.

— Ну, положим, стерпится-слюбится, — сказал Рене. — Я пришлю вам еще стаканчик с Педро. По-моему, из вас выйдет первоклассный ковбой, как только я примусь за вас.

— Из меня-то? — сказал Кудряш. — Я жалею тех коров, которых вы отдадите под мое попечение. Пусть они сами себя загоняют. Уж вы не забудьте прислать мне «ночной колпак», хозяин.

Прежде чем идти домой, Рене зашел в кладовую. Сам Ревелль с грустью снимал свои желтые ботинки, собираясь лечь спать.

— Ожидается сюда рано утром кто-нибудь из Сан-Габриэльского лагеря? — спросил Рене.

— Длинный Коллинз, — кратко ответил Сам. — За почтой.

— Скажи ему, — сказал Рене, — чтобы он взял с собой этого бродягу и держал его в лагере до моего приезда.

Кудряш сидел на своих одеялах в Сан-Габриэльском лагере и ругался на чем свет стоит, когда Рене Трусделль на следующий день приехал туда и слез с лошади. Ковбои игнорировали бродягу. Он был весь измазан пылью и черной грязью. Его костюм совершенно отказывался служить.

Рене подошел к Бэку Реббу, старшему в лагере, и обменялся с ним парой слов.

— Это отъявленный бездельник, — сказал Бэк, — он не желает работать, и вообще это самый низкопробный образчик скотины, который мне приходилось когда-либо видеть. Я не знал, что вы хотите с ним сделать, Рене, и потому оставил его в покое. Это, по-видимому, его устраивает. Ребята уже несколько раз выносили ему смертный приговор, но я сказал им, что вы, может быть, предполагаете сохранить его для пыток.