Алексей Слаповский: МЫ: повести и рассказы

Пора, однако, реабилитировать героев, которых оскорбил своим черным пером г. болтатрист.

Он выдумал каких-то Ален, женщин распутного поведения.

Есть и другое слово о таких женщинах, не будем его произносить, его и так все знают.

Ситуация в Полынске такова.

Девушки наши, повторю, очень положительны, но под понятием положительности я прежде всего подразумеваю честность.

Каждая девушка, достигнув определенного возраста, задает себе прямой вопрос: а буду ли я верной женой, если выйду замуж, не тянет ли меня, например, к проституции или бескорыстному распутству в силу конституции моего организма? Большинство с облегчением отвечают себе: нет, не тянет. Но некоторые вынуждены честно ответить: тянет, увы, сильно тянет. Об этих своих размышлениях они делятся с родителями. Те, конечно, не сильно обрадованы, но хвалят дочку за искренность, со слезами собирают ее в дорогу — в Саратов или в ту же Москву. Там девушки не препятствуют своим природным наклонностям, там это, в отличие от Полынска, не обращает на себя ничьего особого внимания. Скучая по родителям, они наведываются к ним изредка, но, как правило, с ночным проходящим поездом, привозят множество подарков, до утра плачут и обнимаются с папой и мамой, и еще затемно отправляются восвояси. Родители же все подарки с неперестающими слезами закапывают в грязь и навоз на заднем дворе, не желая прикасаться к предметам, добытым низменностью человеческой сущности.

Алена же, о которой пишет г. болтатрист, в Полынске с таким именем всего одна — и это бабушка, которой восемьдесят восемь лет. Выдумка, в свете возраста этой старушки, становится просто оскорбительной, неприличной.

А Василий Венец! Да, есть у нас человек с таким именем и фамилией, но никакой войны он не собирался заваривать. Более того, он настолько чувствителен ко всему живому, что даже страдает из-за этого.

Началось с того, что в детстве Вася присутствовал при забое коровы, которую родители Васи держали для молока, но с нею приключилась какая-то животная болезнь и она перестала приносить молоко, вот и решили забить ее на мясо, большую часть отвезти на рынок в Саратов, а остальное пустить в еду. Васю прогнали, чтобы он не смотрел, но он вернулся и смотрел.

Ему было страшно, как корове перерезали горло и пошла кровь, и она дергалась, глаза стали ее большие и безумные.

Вася не стал есть мяса.

И он стал размышлять.

Он ведь учился в школе и знал о теории развития Дарвина, что есть эволюция. И он подумал, что только случайно человек развился из обезьяны. Он мог развиться и из, например, даже мухи, просто мухе не хватило времени, чтобы постепенно превратиться из насекомого в мелкопитающееся, а потом в человека. И вот если говорят о добром человеке, что он мухи не обидит, но говорят образно, поскольку и добрые люди мух бьют, то Вася стал бояться обидеть муху без всякой образности, буквально. Все живые существа достойны жизни. Если же придавит случайно какого-нибудь таракана, очень из-за этого волнуется.

Излишне говорить, что Вася перестал потреблять мясную пищу. А он уж вырос, стал парнем, даже молодым мужчиной. Ему страшно было за людей, что они так безжалостны, но он не знал, как их убедить. Он убеждал их личным примером. Он приходил, например, в самую многолюдную столовую, что возле кирпичного завода, и на раздаче громко говорил: мне кусок трупа курицы с гарниром и труп рыбы минтай без гарнира!

И шел к столу, где ел только гарнир, с жалостью поглядывая на то, что сталось с курицей и рыбой минтай.

Те же, кто слышал его слова, их начинало вдруг подташнивать, они отодвигали тарелки. Другие, может, и побили бы Васю, но полынчане не таковы. Они мягко говорили ему: не говори так, очень уж звучит некрасиво. Ты мясо не ешь, но ты же инвалид с детства (Вася — инвалид с детства по причине слабости ног и плохого держания головы), а мы люди рабочие, нам мясо нужно для труда, как ты это понимаешь?

— Можно и без мяса прожить и трудиться, — отвечал Вася.

Так он агитировал до тех пор, пока в столовой не оказался человек из Саратова, приехавший на кирпичный завод, чтобы получить партию кирпича, человек торговый, но из бывших ученых, чуть ли не даже кандидат философских наук. Все с любопытством смотрели, как новый человек отреагирует на слова Васи, который аккуратно появился с обычным своим требованием выдать несколько кусков трупного мяса. Но он никак не отреагировал, спокойно обсасывал куриное крылышко.

— Курица эта цыпленочком бегала, желтенький такой был, пушистый. Маленький, миленький, — сказал Вася, проходя мимо, и глаза его увлажнились слезами.