Алексей Слаповский: МЫ: повести и рассказы

В Полынске же так все смехом и кончилось. Матросы, стараясь не замечать обидного веселья, избрали новые органы руководства, и укатили докладывать, что еще один город охвачен советской властью.

Но руководство, смущаясь и хихикая, разошлось по своим хатам заниматься прежними делами.

Конечно же, советская власть проникла-таки в Полынск, и его не миновала участь всех прочих городов и пространств. Но к чему я клоню? Я клоню к тому, что полынчане, живя при советской власти, все равно продолжали как бы ее игнорировать в своей душе, они жили наперекорно — и этим на долгие годы опередили весь бывший советский народ, который подобным образом научился жить гораздо позднее: то есть, вроде, и при социализме, а на самом деле как Бог на душу пошлет, кто в лес, кто по дрова, про социализм беспрестанно говоря и поголовно в него не веря.

Затем — сравнительно недавно — произошла обратная пертурбация: все закончили советскую власть и социализм и принялись за нечто неизведанное. А полынчанам стало вдруг досадно: как же это они, проморгав старое, за новое возьмутся? Они, что им не свойственно, вдруг позавидовали остальным, которые успели пожить при этом самом социализме — и многие его задним числом похваливали, а полынчанам, выходит, не досталось. Не желая перескакивать через исторические периоды, они решили в короткие сроки установить фазу социализма, чтоб быстренько в нем разочароваться и уже без сожаления двигаться вперед. Этим и объясняется то, что, когда все вокруг жили хорошо — судя по газетам, хотя бы, мы жили плохо. Когда же, судя опять-таки по газетам, все живут в обстановке крайней нищеты, соседствующей с обжирающимся богатством, в обстановке коррупции, преступности и тому подобное, в Полынске существуют как бы при социализме — не относясь, впрочем, к этому всерьез, поскольку интересы у них были всегда другие, — в сторону семейного уклада и быта, который кому-то представляется скучным, а для кого-то целый космос!

Тому же болтатристу это показалось скучно, вот он и выдумал войну.

А войны, повторяю, не было. И люди, фамилии которых задействованы в сочинении «Война балбесов», то есть не они, а однофамильцы — совсем другие. Даже похожего ничего нет. По их просьбе даю истинную настоящую картину, которая и есть хроника.

Вы скажете, что хроника — это повременное изложение событий, но с данной стороны описывать особенно нечего: ведь если жизнь в Полынске текла всегда наперекорно, то это означает, что она, пусть хуже или лучше в материальном отношении, но в духовном — нормально, с умиротворенным однообразием.

Поясню. Допустим, хроника гипотетической семьи, скажем, Петровых из другого города, не из Полынска. Там можно было бы писать: прадед Петров устанавливал советскую власть и стрелял в белую сволочь, а его единоутробный брат служил в белой армии, и стрелял в сволочь красную. Гнездо белого Петрова было выкорчевано, красный Петров заслужил себе право жить, у него родились два сына. Оба добрые, Иван да Фома, но Иван попал служащим в НКВД, а Фома тоже попал в НКВД, однако, не служащим. И вот видим в хронике с холодеющим сердцем, как служащий в НКВД Иван наматывает на руку кишки попавшего в НКВД Фомы. Гнездо Фомы разорено, а у Ивана родилось два сына, оба добрые, но один выбился в начальство, другой оступился в болезнь алкоголизм, начальник уезжает в Москву, а брат его совершает спьяну преступление, погибает в тюрьме. Нет его гнезда, зато гнездо брата цело, у которого родится два сына, оба добрые, но один работник партийной сферы, а другой вдруг под влиянием подружки стал диссидент. И чуть было история не повторилась — с процветанием гнезда партийного брата и разорением гнезда брата-диссидента. Но сменилось как бы время и, смотришь, брат-диссидент процвел — и жди, кажется, запустения гнезда партийного брата, но и тут ничуть: и его гнездо цело, да еще называется офис, и занимается он коммерцией.

Это, сами понимаете, пунктир, за которым едва просматриваются драмы, слезы и кровь. Такова была бы повременная хроника в других местах, среди других людей.

В Полынске же возьмем того же гипотетического Петрова и увидим, что прадед был стрелочник на железной дороге, два брата его — работники мастерских, сыновья братьев — кто машинист, кто брубильщик, кто обходчик, кто сцепщик, кто диспетчер, внуки сыновей братьев — вагонщики, тендеровщики, манометристы, релонгаторы, гудельщики, мудильщики — и ничьи гнезда не разоряются, все идет своим чередом.