Альбина Садовская - Обнажённые сердца

– Конечно, дорогая. Прости дурака. Цветы всегда к месту. Это праздник для души.

Целуя дочь в ответ, он что-то шепчет ей на ухо. После этого девушка с улыбкой переводит взгляд на соседа отца по палате и заботливо ставит цветы на его столик. И в этот самый миг две пары молодых глаз встречаются. И юноша с удивлением замечает, что всё куда-то быстро уплывает – и недомогание, и обиды, и злость. Всё исчезает без следа. Эти глаза напротив – такие прекрасные, такие добрые и глубокие, что ему хочется утонуть и навеки раствориться в них.

– Лена, меня зовут Лена.

Её нежный голос застывает от его завороженного взгляда. Очнувшись, он смущённо улыбается, понимая, что смутил её:

– Вла… Владимир… Просто Влад. Спасибо за цветы… Я… Я…

Но в эту минуту его взволнованно-запутанную речь прерывают два санитара, вошедших в палату с подъёмником и инвалидной коляской, и женщины, освобождая им место, передвигаются к двери. Теперь Владимир к своему огромному удивлению за отдёрнутой санитарами шторой, ещё минуту назад наполовину разделявшей две кровати, видит, что у его соседа ампутированы обе ноги. Но тот уверенно отказывается от всякой помощи и сам, с большим трудом, но пересаживается в инвалидное кресло. Потом, немного передохнув и видя недоумение своего молодого собеседника, весело говорит:

– Ничего, Вадик. Сейчас медицина достигла невиданных высот. Такие, брат, приспособления металлические есть, что любые конечности заменят. Вот увидишь, мы с тобою ещё станцуем гопака! А ты, Ленка, – переводит он взгляд на дочь, – оставь-ка ему телефон мой на всякий случай.

И та, незамедлительно откликнувшись на просьбу отца, что-то быстро пишет на листке бумаги, вкладывает записку в букет с цветами и на прощание дружески махает рукой не сводящему с неё глаз Владимиру. Он с глубоким сожалением провожает милых посетителей взглядом и, сразу же по их уходу, вынимает оставленное в букете сообщение. За телефонным номером его глаза находят следующие слова: «Жизнь прекрасна, дорогой Влад! Не унывай! Василий. Лена».

– Ле-на! – растягиваются в приятной, мечтательной улыбке губы молодого человека, и его рука тянется к телефону.

– Алло, пап, это ты? Ты знаешь, что-то я сильно проголодался. Передай матери, пусть несёт свой пирог. И вообще, что у вас там есть вкусненького? Да, и ещё… Я вас очень люблю!

Последний год в жизни Юры был очень удачный. После восьми лет трудной жизни в Америке, он, наконец, обрёл всё, для чего приехал в эту страну: хорошую работу, дорогую машину и даже дом, пусть небольшой, но весьма уютный и красивый. Он гордился своим хорошим доходом, своим знанием английского и своей семьей – очаровательной женой и умницей сыном девяти лет, который был их первым и последним ребёнком, их радостью, надеждой и утешением.

Всё в этой жизни было для него – их позднего сына, Юрия-младшего. И, конечно же, у возлюбленного чада было всё, о чём может мечтать современный ребёнок: множество игрушек и игровых приставок, компьютер и даже ни один, а целых два велосипеда, на которых он частенько крутился вокруг дома. Дом же находился на окраине города в зелёной зоне, возле парка. По сути, это был совершенно новый район, и большая часть его домов ещё даже не была заселена. Так что Юрий и его семья в полной мере могли насладиться тишиной этого места. И хотя дорога от работы до дома занимала около часа в трафике 101 фривея, Юра не обращал на это внимания. В его жизни это было не трудностью, а так, незначительным минусом по сравнению с множеством плюсов. К тому же дорога в новом Корвете, машине его мечты, весьма окрыляла Юру, добавляя несколько дополнительных поршней его гордости и тем самым усиливая мотор его сердца.

Поэтому на перекрёстке, за пару кварталов до его дома, обычно стоящему там хомлессу он издали махал рукой, делая знак, чтобы тот держался как можно дальше от его «красавицы кареты». В этот момент нос Юры, вздымаясь гордо, был подобен флагу, задранному высоко и пущенному по ветру, и он с пренебрежением фыркал в сторону грязного бомжа: «Вот гнусные попрошайки, они-то, со своим perfect English [1] Perfect English (англ.) – превосходный английский. , как коренные жители, ещё пытаются у нас, эмигрантов, выпросить милостыню. Тьфу ты, пропасть!»

И пожилой хомлесс [2] Хомлесс (англ.) – бомж. будто бы понимал его и, издали завидев его Корвет, сразу же отступал в сторону, ни разу не подойдя к нему. И Юрию это очень импонировало: «Понимает, шельмец», – умилялся он собой, видя покорно стоящего в стороне старика, пропускающего его машину. «То-то, знай наших!» – довольно восклицая, наконец, успокаивался он… И так было всегда.