Тетушка окинула меня испепеляющим взглядом.
– Вот именно, Джимми Манди, – изрекла она. – Удивлена, что такой человек, как вы, слышал о нем. На лекциях мистера Манди нет ни музыки, ни подвыпивших мужчин, ни танцев, ни бесстыдных женщин, выставляющих себя напоказ. Для вас его лекции интереса не представляют. Они обращены к тем, кто еще не совсем погряз во грехе. Мистер Манди приехал, дабы спасти Нью-Йорк от Нью-Йорка, по собственному выражению этого замечательного человека, «вымести порок вон поганой метлой». Рокметеллер, впервые я услышала мистера Манди три дня назад. На его лекцию меня привела чистая случайность. Как часто в нашей жизни простой случай может предопределить наше будущее!
Тебя вызвали по телефону к мистеру Беласко, и поэтому ты не мог повезти меня на ипподром, как мы договаривались. Я попросила твоего камердинера Дживса отвезти меня туда. Но он оказался ужасным тупицей. Вероятно, он меня не понял. Теперь я благодарю Бога за это. Как я позже узнала, он привез меня на Мэдисон-сквер-гарден, где мистер Манди читал лекцию. Твой камердинер усадил меня и исчез. Я догадалась, что произошла ошибка, но лекция уже началась. Сидела я в середине ряда. Чтобы выйти, мне пришлось бы побеспокоить множество людей. Пришлось остаться.
Она судорожно сглотнула.
– Рокметеллер, я никогда ни к кому не испытывала столь горячей признательности, как к мистеру Манди. Он изумителен! Он подобен библейскому пророку, бичующему людские грехи. В порыве вдохновения он впадал в такое неистовство, что я испугалась за него. Порой он прибегал к несколько необычным выражениям, но в каждом его слове звучало суровое осуждение порока. Он показал мне Нью-Йорк в его истинном свете. Он открыл мне глаза, как, оказывается, суетно и безнравственно сидеть в этих раззолоченных притонах зла и лакомиться крабами и прочими деликатесами, когда порядочным людям давно пора спать.
Он сказал, что танго и фокстрот – это изобретение дьявола, толкающее людей прямо в преисподнюю. Что послушать негритянский джаз хотя бы минут десять – это уже большой грех, это все равно что участвовать в диких оргиях, которыми славились Ниневия и Вавилон. А когда мистер Манди воскликнул: «Это к вам относится!» – и указал прямо на меня, я чуть сквозь землю не провалилась. С его лекции я ушла совсем другим человеком. Рокметеллер, ты, должно быть, заметил, как я переменилась! Я уже не та беззаботная, легкомысленная особа, которая толкала тебя в эти гнездилища зла!
Рокки вцепился в стол и держался за него, как черт за грешную душу.
– Да, я… я думал, вам немного не по себе, – заикаясь проговорил Рокки.
– Не по себе? Напротив. Со мной все в порядке. Послушай, Рокметеллер, ты тоже можешь спастись, еще не поздно. Ты только пригубил чашу зла. Но не испил ее до дна. Поначалу будет трудно, но, поверь мне, ты осилишь, если смело ополчишься против соблазнов и обольщений этого ужасного города. Рокметеллер, ведь ты постараешься ради меня, правда? Ты завтра же покинешь этот город и начнешь бороться с собой. Мало-помалу, призвав на помощь всю свою волю…
Не могу избавиться от мысли, что именно слово «воля», подобно трубному гласу, воодушевило старину Рокки. Должно быть, он понял наконец, что свершилось чудо, что тетушка Изабель вовсе не отторгает его от себя. Во всяком случае, когда она произнесла эти слова, он встрепенулся, отпустил стол и обратил к ней горящий взор.
– Тетушка Изабель, вы хотите, чтобы я уехал в деревню?
– Да.
– И жил там?
– Да, Рокметеллер.
– И никогда не приезжал в Нью-Йорк?
– Да, Рокметеллер. Именно этого я и хочу. Не вижу другого способа. Только там ты будешь свободен от искушений. Рокметеллер, совершишь ли ты этот поступок ради меня?
Рокки снова ухватился за стол. Видимо, он черпал в этом предмете большую поддержку.
– Совершу! – возгласил он.
– Дживс, – сказал я. Дело было на следующий день, я уже вернулся в свою старую добрую квартиру и теперь сидел в старом добром кресле, задрав ноги на стол. Только что я проводил старину Рокки, который отбыл в свой загородный дом, проводив часом раньше тетушку Изабель, которая вернулась в свой родной городишко, где, наверное, слыла сущим наказанием Господним. Итак, мы наконец-то остались одни. – Дживс, самое лучшее в жизни – это оказаться у себя дома, правда?
– Истинная правда, сэр.
– Под милой сенью родного крова, ну и все такое. А?
– Совершенно верно, сэр.
Я снова закурил.
– Дживс!
– Сэр?
– Знаете ли, в этой истории был момент, когда я подумал, что вы зашли в тупик.
Читать дальше