Пелам Вудхаус - Так держать, Дживс! (сборник)

– В некотором отношении случаи весьма сходные, сэр.

– Валяй дальше, старина.

«Вот поэтому я решила, что если сама не могу вкусить удовольствий, которыми изобилует Нью-Йорк, то хотя бы порадуюсь им с твоей помощью. Эта мысль осенила меня вчера, после того как я прочла в воскресной газете прелестные стихи об одном юноше, который всю жизнь чего-то там страстно желал. Потом он этого добился, но был уже слишком стар и не испытал никакой радости. Такие печальные стихи, они меня растрогали до слез».

– Как же, растрогали! – ехидно ввернул Рокки. – Я вот десять лет стараюсь ее разжалобить, и все тщетно.

«Тебе ведь известно, что, когда меня не станет, все мои деньги унаследуешь ты. До сих пор я все никак не могла назначить тебе содержание. Теперь я решилась, но при одном условии. Я написала в Нью-Йорк своим поверенным и распорядилась ежемесячно выдавать тебе весьма значительную сумму. А мое единственное условие состоит в том, чтобы ты поселился в Нью-Йорке и наслаждался жизнью, чего я всегда желала для себя. Хочу, чтобы ты был как бы моим представителем и тратил эти деньги так, будто я сама их трачу. Хочу, чтобы ты окунулся в шумную, веселую жизнь. Хочу, чтобы ты стал душой общества, блистал на званых вечерах.

А больше всего я хочу – даже настаиваю на этом, – чтобы ты писал мне по меньшей мере раз в неделю и давал подробный отчет обо всем, что ты делаешь и что происходит в Нью-Йорке. Таким образом и я тоже смогу получить удовольствие – пусть из вторых рук – и порадоваться, раз уж расстроенное здоровье не позволяет мне самой осуществить давнишнюю мечту. Не забудь, что я жду от тебя отчета во всех подробностях; не упускай никакой мелочи, даже такой, которая, на твой взгляд, не представляет интереса.

– Что делать? – спрашивает Рокки.

– А что? – говорю я.

– Как – что? Что мне теперь делать?

Тут только до меня дошло, как странно Рокки себя ведет – ему, можно сказать, прямо с неба вдруг, нежданно-негаданно свалилась куча денег. Ему бы, кажется, сиять и прыгать от восторга. А этот фрукт, посмотрите на него, вид такой, будто судьба-злодейка нанесла ему удар прямо в солнечное сплетение. Просто поразительно.

– Ты что, не рад? – говорю ему.

– Рад?

– Я бы на твоем месте двумя руками ухватился за такую возможность. По-моему, тебе здорово повезло.

В ответ Рокки что-то пискнул, вытаращился на меня и принялся поносить Нью-Йорк почище Джимми Манди, того самого парня, который ратует за реформы в обществе. Недавно он прибыл в Нью-Йорк, предвыборное турне у него, ну и я пару дней назад прошвырнулся на Мэдисон-сквер-гарден, послушал его с полчасика. Ох и досталось от него Нью-Йорку, уж он в выражениях не стеснялся, видно, город ему здорово не понравился. Но, ей-богу, старина Рокки его переплюнул. Джимми по сравнению с ним, можно сказать, просто дифирамбы Нью-Йорку пел.

– Ничего себе повезло! – вопит Рокки. – Переехать в Нью-Йорк! Покинуть загородный дом, променять его на душную, зловонную, раскаленную дыру, именуемую квартирой, жить в этом Богом проклятом городе, в этом гнойнике, в геенне огненной! Смешаться со всей этой публикой, для которой жизнь – это нечто вроде Виттовой пляски. Из вечера в вечер якшаться с теми, для кого самое большое удовольствие – драть глотку и пить за семерых. Нет, Берти, я Нью-Йорк терпеть не могу. Я бы сюда ни ногой, да вот с издателями приходится встречаться. На этом городе порча, у него белая горячка. Нет, это невозможно! Находиться здесь больше чем один день?! Да я при одной мысли об этом просто заболеваю. А ты говоришь, повезло!

Наверное, я испытывал то же, что приятели старикана Лота, которые зашли к нему потрепаться, а радушный хозяин вдруг пустился обличать пороки Содома и Гоморры. Я и не подозревал в Рокки такого красноречия.

– Жизнь в Нью-Йорке меня убьет, – говорит он. – Дышать одним воздухом с шестью миллионами двуногих! Ходить весь день в пиджаке и твердых воротничках! Все время… – Он запнулся и выпучил глаза. – Боже правый! Ведь каждый вечер придется переодеваться к обеду. Какой ужас!

Я был шокирован.

– Ну знаешь, мой милый! – произнес я с укоризной.

– Берти, неужели ты каждый вечер переодеваешься к обеду?

– Дживс, – тон у меня был ледяной, – сколько у нас вечерних костюмов?

– У нас три фрака, сэр, два смокинга.

– Три.

– На самом деле только два, сэр. Третий, если вы помните, мы больше не носим. А также семь белых жилетов.

– А рубашек?