Андрей Кнышев: Тоже книга

«Если уж она начнет гореть, то обязательно сгорит», — мелькнуло у него за завтраком.

«Как пить дать, сгорит», — подумал он, запирая квартиру.

«Ей-ей...» — клялся он себе в трамвае.

Весь день на работе он мучился, не находя себе места.

«Уже горит!» — думал он.

Домой он бежал, как на пожар. «Она уже сгорела!» — думал он.

Когда он ворвался в квартиру, та и не думала гореть.

Тогда он поджег ее сам.

Он стоял в окружении соседей и, сердито сопя, смотрел на бушевавшее пламя.

«Я так и знал», — сказал он.

За большим круглым столом в большой прокуренной комнате сидели большие люди. Много людей.

Они спорили.

Спорили хором, парами и поодиночке. Они рождали истину.

Поэтому люди кричали, били себя в грудь и топали ногами. Они рожали истину.

Родилась истина.

Посидела, послушала. Вздохнула и пошла...

А люди все спорили.

У всех было свое «я».

А у него не было.

«Пойду», «найду», «буду», — безлично говорил он.

«А где же твое «я»? — спрашивали его.

Этого у него не было.

Поэтому над ним смеялись. Его жалели. Ему советовали.

И вот, наконец, однажды, совершенно случайно он-таки нашел свое «я». Он сжимал его в руках, плакал от счастья и говорил: «Мое «я»... «Я» мое...»

Он нашел свое «я».

Теперь он ничем не отличался от всех.

Человек стоял.

Он весь был поглощен этим.

Опустив голову, отставив ногу в сторону и скрестив руки на груди, он стоял уже целую вечность. И простоял бы еще столько же.

Я подкрался к нему сзади на цыпочках и, осторожно коснувшись его плеча кончиком пальца, сказал: — Приятель, жизнь идет, а ты стоишь. Нельзя стоять на одном месте.

— Понятненько, — сказал он встрепенувшись. — Нельзя стоять на одном месте. Надо чаще менять место, где стоишь.

И отпрыгнул в сторону.

Буквы сливаются в слова, слова складываются в предложения, предложения соединяются в образы, образы сливаются в сюжеты, сюжеты образуют мысль.

После того, как мысль становится ясна, она распадается на сюжеты, сюжеты — на образы, образы — на предложения, предложения — на слова, слова — на буквы, буквы плывут перед глазами, веки слипаются, книга выпадает из рук.

— Я тебя люблю!

— Я люблю тебя!

— Люблю я тебя!

— Тебя люблю я!

— Люблю тебя я!

— Тебя я люблю! — восклицал мужчина.

— «Он любит меня!» — мелькнула в голове у женщины смутная догадка.

Шел человек по полю. Шел себе шел и вдруг наткнулся на забор.

Перелез он через него, пошел дальше, — а тут опять забор. Проделал он дыру, пролез, видит — дальше снова забор.

Посмотрел в щелку — то же самое, наверх вскарабкался: тут забор, там оградка, а вон — колючая проволока. Кругом одни заборы.

Нашел он себе в сторонке свободное место, огородил его забором и прибил табличку:

«На огороженной территории заборы не строить!»

Он мечтал стать мудрым.

Он наблюдал. Он анализировал. Он перечел груды книг.

И вот однажды в глубокой старости он, наконец, сказал: «Люди! Я мудр!»

После этого ему отшибло память.

И прожил он еще столько же.

Мораль: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.

«Твой муж — не пара тебе», — говорил мужчина замужней женщине.

Та отворачивалась.

«Он глуп и ленив», — продолжал мужчина.

Женщина обиженно надувала губы.

«Твой муж — неверный супруг», — настаивал он.

Женщина плакала.

Тогда мужчина предложил ей свою руку и сердце.

Женщина согласилась.

Мораль: критикуя — предлагай!

Положив перед собой чистый белый лист бумаги, писатель приготовился думать.

Не думалось.

Он взял в руки авторучку, перевернул лист на обратную сторону и попробовал писать.

Не писалось...

...Читатель раскрыл книгу, пахнущую свежей типографской краской, и приготовился читать.

Не читалось.

Он перевернул страницу и попробовал думать.

Не думалось...

Так творческий гений писателя заставлял читателя переживать вместе с ним.

Куча песчинок пересыпалась из одной половинки песочных часов в другую.

Из первой — во вторую, из второй — обратно в первую, из первой — снова во вторую. Из верхней — в нижнюю.

Только одна песчинка не пересыпалась вместе со всеми.

Она давно уже пристроилась в укромном уголке одной из половинок и вязала носки, спокойно наблюдая за остальными.