Дом был гораздо просторней, чем казался снаружи: семь комнат, из них одна с полной обстановкой, с телевизором, телефоном, отдельной уборной и душем предназначалась для гостей, в ней обитал когда-то сам Чонкин, теперь она пригодилась для Нюры. Можно предположить, что Нюра не то, чтоб надеялась, а может быть, даже и несколько опасалась, что он пригласит ее к себе как жену и предложит спать в своей большой кровати на втором этаже, и она бы просто не знала, как себя в таком разе вести. И дело не только в том, что была она в преклонных годах, а и в том еще, что за последние полвека, с тех самых пор, ни с одним мужчиной не спала и разучилась даже представлять себя в подобной ситуации. Но Чонкин, к худу ли, к добру ли, ничего подобного ей не предложил.
Хотя страда и кончилась, он вставал по-крестьянски рано, не позже шести часов, и, выпив стакан апельсинового сока, уходил к своим машинам и там с ними возился. Она норовила приготовить ему обед, но он совал ей какие-то полуфабрикаты и учил, как разогревать их в микроволновой печи. Иногда на обед, который здесь назывался ланчем, они ездили в соседний городок, там были китайские, итальянские, японские и еще какие-то рестораны. Нюра не то что в ресторанах, а даже в долговской чайной никогда не бывала, и поначалу боялась, что не так держит ложку или вилку и что ее засмеют. Но никто не обращал на нее никакого внимания. Она была бы рада что-нибудь Чонкину постирать, но он предложил ей не портить руки и овладеть стиральной машиной. И посуду даже мыть не надо было, поскольку имелась машина и для посуды. На ужин он сам готовил омлет или что-то вегетарианское, они это ели и запивали водой с кубиками льда, которые в больших количествах приготовлялись в холодильнике и сами сыпались, как только подставишь стакан. Во время ужина и иногда после они смотрели телевизор, по которому показывали все какие-то гонки и убийства. Иногда Чонкин переводил ей отдельные фразы, но сюжеты были просты и понятны без слов.
По воскресеньям они ездили в соседний городок Спрингфилд, где находилось то, что некоторые фермеры считали своей церковью. На самом деле это был обыкновенный одноэтажный дом, такой же, как все стоявшие рядом, — стены обшиты тесом и покрыты белилами. От других, ему подобных, дом отличался лишь крестом, прибитым над входной дверью. Хотя крест здесь ничего не значил.
Еще по дороге Чонкин объяснил Нюре, что церковь у них не христианская, не мусульманская, не баптистская, не буддистская и не какая-нибудь еще, а вообще просто церковь. И бог у них тоже не имеет определенного образа или имени, а есть просто бог.
— А как же? — спросила Нюра, недоумевая.
— А так, что мы не знаем, — сказал Чонкин, — кто он есть в самом деле, Яхве, или Иисус, или Аллах, а если мы будем называть его неправильно, он может обидеться и осерчать. Поэтому мы его называем просто бог, и все.
Внутри тоже ничто не напоминало божий храм. В большой комнате стены были украшены не иконами, а фотоснимками местных окрестностей и местных людей, из которых чаще других был изображен мужчина средних лет с разными известными, как сказал Нюре Чонкин, личностями. Из известных известным Нюре был только один человек, то есть не то чтобы очень известным, но где-то она его видела и спросила кто это.
— Президент Рейган, — сказал Чонкин.
Тут к Нюре подошел тот человек, который был изображен на фотографии, то есть не президент Рейган, а его собеседник. Оказалось, что он и есть здешний священник отец Джим. Он так же, как его предшественник отец Майкл, священником служил по совместительству, а основная его работа была в местной больнице, где он числился санитаром. Он расспросил Нюру, кто она такая и зачем приехала, Чонкин ему сам все рассказал, а Нюра только застенчиво улыбалась, прикрывая рот ладошкой. Чонкин, помимо других сведений, выложил еще и то, что Нюра позавчера посетила дантиста мистера Дэна Горовица, тот снял мерку и обещает в скором времени недорого, тысяч за шесть долларов, сделать ей вставные челюсти.
Священник тоже просветил Нюру немного по части их особой религии, суть которой состояла в том, что они не знают бога, ни сути его, ни образа, а все описания его внешности и намерений выдуманы людьми и по существу кощунственны. Мы не можем знать бога, потому что тайны его непостижимы. Мы сомневаемся в том, что он похож на человека, а тем более на старого человека, потому что вечное существо не может быть ни старым, ни молодым. Мы сомневаемся, что он похож на человека ибо, если он похож на человека, имеет глаза и уши, то он не может видеть всего и тем более того, что происходит у него за спиной. И не может слышать всего, потому что возможности слуха ограничены. Мы сомневаемся, что он имеет легкие, потому что легкие служат для дыхания кислородом, а бог, по нашему понятию, может существовать в любой среде. Мы сомневаемся в том, что у него есть рот, зубы, желудок, если это так, то он должен питаться, переваривать пищу и так далее. Мы верим, что бог есть, что он вечен, что он управляет нашей жизнью, мыслями и поступками, что он все видит и слышит, но мы не знаем, как он выглядит и вообще, выглядит ли как-нибудь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу