Но охранник объявился сам. Трясущийся и нервный. И как ни странно, говорил по-английски.
– Вам нужно немедленно ехать. Толпа идет от стены Реформации. Там смотрели футбол на большом экране. Они будут громить офис.
– Знакомая история! Проходили в Москве.
Соха не знал английского, но в критические минуты начинал его понимать. Он сам схватил пару чемоданов. Охранник помог донести остальное. Водитель то ли услышал о приближающейся опасности по радио, то ли по настроению клиентов понял, что не все в порядке – в общем, он тоже был максимально оперативен. На улицах действительно наблюдалось шевеление. За пять минут, что ехали по центральным улицам, жутковато стало от такого наплыва волнующихся людей. Даже в пятницу в Швейцарии в такое время принято спать или на худой конец подумывать о сне, но шататься по городу… Впрочем, они не делали ничего противозаконного, просто толпились, по-видимому, обсуждали завершившийся матч. У некоторых на шеях красовались шарфики с клубными эмблемами.
Волк и Соха молча взирали с заднего сиденья на последствия своего глобального проекта. У самого аэропорта водитель тихо сказал Волконскому, что в офисе, где он их посадил в машину, погром. Волк удовлетворенно кивнул.
– Надо было нам с тобой, Соха, самим запалить все в логове у Кайлина. Толпа бы пришла из парка, а ей уже ничего не досталось. Представляешь, хотели, придурки, побузить, а там облом.
– А что там?
– Там то же самое, что в Москве.
В аэропорту их взяли у стойки регистрации. Приличные, но довольно жесткие и решительные люди. Волк сразу объяснил, что допрашивать имеет смысл только его, так как Сохаев не владеет иностранными языками, но обнаружилось, что полиция идеально подготовлена, и с нею аж два русскоговорящих агента. Друзьям объявили, что пока они рассматриваются как свидетели и что они могут пригласить адвокатов. Поехали обратно в город. На этот раз толпа была злее. Не столь многочисленна, но более агрессивна. Волк увидел несколько разбитых витрин и даже драку, что для Швейцарии эквивалентно попытке государственного переворота.
Их допрашивали больше часа в весьма комфортных условиях на загородной вилле. Кожаные кресла, камин, дубовая мебель – аристократические замашки. Волк чувствовал абсолютную невиновность, абсолютную беззащитность и абсолютную апатию. Он отказался от адвоката, чем вызвал замешательство у агентов. По-видимому, предполагалось, что возникнет пауза и придется ждать личного юриста такого серьезного русского бизнесмена. А не пришлось…
Его отказ, по-видимому, положительным образом настроил следствие. Следствие персонифицировалось в субчике, который внешне идеально подходил для предназначенной ему работы. Волк не смог обнаружить в его лице ни одной сколько-нибудь индивидуальной черты. Набор общих мест. Его собственная жена после командировки вряд ли узнала бы его на улице в толпе. Не узнала бы, если бы он нахлобучил до самых бровей шапку и убрал бы под нее волосы. Волосы были единственным атрибутом, которым он выделялся, – рыжие и с кудряшками. Если бы ему другого цвета волосы, то карьера, вероятно, пошла успешнее. Рыжему тяжело – рыжий слишком заметен, а для агента узнаваемость то же, что для монаха повышенный уровень тестостерона в крови.
По профессиональным качествам к рыжему претензий не возникало. Хорошо формулировал, не раздражал мимикой, не хамил, не фамильярничал. Исходя из вопросов, которые задавались Волку, напрашивался вывод, что в Матче эры Интерпол видит серьезную угрозу безопасности Европы. То, что поражение было подстроено, они почти не сомневались, но хотели понять, Кайлин – жертва чьей-то провокации или сам непосредственный организатор, куда он мог перевести свои активы, где мог скрыться? К сожалению, сигнал о том, что за Матчем стоят деструктивные политические силы, поступил в Интерпол слишком поздно. К тому же он был слишком неопределенным и практически бездоказательным, поэтому и не решились остановить такой глобальный проект, боясь скандала в том случае, если впоследствии не удастся выявить, что матч был опасен для общества и политических институтов стран ЕС. Но теперь, после окончания игры, после начавшихся вооруженных акций неповиновения, это очевидно.
Следователь вывел на монитор компьютера снимок, на котором рядом с музеем фотографии в Веве были запечатлены он сам, Соха, Борис и Берлога. Попросили прокомментировать. Волк чистосердечно обо всем рассказал, в том числе и о религиозном перерождении Бориса Надеждина, который уже вовсе не Борис, а Хафиз. Рыжий, чутко выслушав все, что касалось Бориса, задал самый неожиданный вопрос, какой можно было сочинить:
Читать дальше