– Вы, Василий Петрович, наверное, солнца никогда не видели? – вежливо осведомился Тоскливец, увидев на что, собственно, указывает начальник.
– Дурень ты, – ответствовал тому Голова, – на часы посмотри!
Но часы не могли помочь, потому что они остановились ровно в полдень, и злорадная кукушка строила Тоскливцу из домика злобные хари, причем так ловко, что это не было заметно другим.
«И почему она меня ненавидит? – думал Тоскливец. – Это ведь я каждый вечер поднимаю гири, чтобы часы не остановились. Может быть, она хочет, чтобы я еще и пыль с домика вытирал? Но ведь для этого существует секретарша».
– Маринка, – позвал он ее, – ты почему пыль с часов никогда не вытираешь? Кукушка недовольна.
Маринка расхохоталась, потому как приняла слова писаря за шутку.
Но этот смех чуть не стал последним в ее жизни, потому что в сельсовете воздух вдруг нагрелся, точнее, почти вскипел, как в финской бане, из которой так хочется выскочить в чем мать родила и поваляться в снегу, но улица была раскалена, как сковородка, на которой дымились голуби и воробьи, которых чудо природы застало прямо в полете.
Голова ринулся к телефону.
– Акафей, спасай, – прохрипел он из последних сил.
– Что там у вас опять? – отозвался Акафей, которого не радовала перспектива выслушивать какой-нибудь типичный для Головы бред.
– Горим! Солнце зависло над сельсоветом, и скоро мы превратимся в шашлык! Спасай!
Акафей, не любивший всего того, что портит пищеварение, хладнокровно положил трубку. Голова тоже. И пластмасса, из которой она была сделана, стала оплавляться и стекать на корпус телефона, который тоже утратил свои строгие формы и начал превращаться в приплюснутый шар прямо на глазах у Головы, который смотрел на все то, что вокруг него происходило, как на мультфильм, авторы которого немного перестарались по части ужасов.
Посмотреть в окно Голова не решался, потому что опасался, что это вредно для его нервной системы, а до Тоскливца вдруг дошло, что металлический пояс в такую, так сказать, погоду может заживо испечь филейные части, которые вверены его охране, и что Клара наверняка его сняла, и поэтому он, рискуя жизнью, бросился по раскаленной улице к супружнице, которая, как он рассчитывал, была не менее разогрета.
Но Тоскливец, как это часто случалось с ним на протяжении его многострадальной жизни, ошибся. Дело в том, что в этот злополучный день Клара и в самом деле потеряла заветный ключик, а точнее, не могла его найти, потому что забыла, куда спрятала его от настырного Тоскливца. И она, как раненая львица, металась по дому, потому что пояс обжигал ее безжалостно и ей казалось, что вот-вот по ее седалищу заструится расплавленный металл. И любвеобильный Тоскливец, разогретый пробежкой и любовью, потный и покрытый желтой пылью, со шрамами на лице, который и в лучшие времена не напоминал Купидона, ворвался в дом не в самую светлую для себя годину. К тому же он, не подумав (но всем ли нам свойственно думать перед тем, как что-нибудь предпринять?), подскочил к Кларе и схватил ее за зад, чтобы убедиться в том, что проклятый пояс снят. И завыл от боли, потому что обжег свои белые, неприученные к физическому труду ладони.
– Воет он! – закричала на него Клара. – Идиот! А что мне тогда говорить? Я там, наверное, уже обугливаюсь, а ключ от соседей да тебя припрятала и вспомнить не могу, куда. Если ты его не найдешь…
Тоскливец сразу все сообразил, поплевал на ладони, чтобы хоть немного унять боль, и лихорадочно принялся соображать, куда его благоверная могла спрятать ключ. Осмотрел холодильник, но в нем, кроме вчерашнего бигуса, ничего не оказалось. В морозилке в лужице воды плескалась ожившая рыбка, отчаянно бившая хвостом в надежде спастись. Ключом и не пахло.
– Погибаю! – тем временем кричала Клара. – Погибаю. Ты меня довел! И соседи, будь они прокляты со своими низменными инстинктами!
– Не надо грубить, – явственно послышалось из-под пола. – Мы и сами от жары концы отдаем, дышать просто нечем. Ну и село у вас!
– А никто вас сюда не звал! – отрезала Клара. – Убирайтесь в свой пгт УЗГ, или Упыревку, и катайтесь там на ведьмах, сколько влезет. А нас оставьте в покое!
Клара, даже погибая, не могла удержаться от того, чтобы кого-нибудь не повоспитывать. Но тут до Тоскливца дошло.
– А не закопала ли ты его на огороде? – заорал он, поражаясь собственной интуиции.
Клара замолчала, что-то лихорадочно припоминая.
– Нет, – сказала она, – скорее на чердаке.
Читать дальше