Николай Самохин: Юмористические рассказы

Мыслей на всю эту площадь я, помня наказ старичка, подпустил две штуки — чтобы они нигде друг с дружкой не сшибались и не застили. Одну, как сейчас помню, насчет того, что в городах повсюду надо сажать вместо тополей березки, поскольку с тополя летит вредный пух и затрудняет дыхание. А вторую, совсем независимую, из другой области: о теперешней молодежи и как она не соблюдает традиции.

Редактор в издательстве (тот самый — строгий, в очках) как увидел мою папку, так с лица переменился и залебезил. Водой минеральной стал угощать и сам выпил два стакана. Совсем другой человек — куда что девалось.

По рукописи одно только замечание и сделал.

— Да, — сказал, — тесновато у вас словам, пожалуй.

— Ничего, — ответил я, — В тесноте — не в обиде. — И, наклонившись ближе к нему, добавил: — Зато мыслям просторно.

Сейчас жду окончательного решения по своей книге. А пока времени зря не теряю и, как вооруженный главным принципом и направлением, срочно пишу вторую часть.

Познакомились мы в автобусе.

Я опустил в билетный аппарат пятачок, крутнул ручку — никаких последствий. Крутнул второй раз, третий — тот же результат.

Предстояло ехать зайцем.

— Товарищи! — обратился я к соседям. — Скажете в случае чего?

— Скажем, скажем, — пообещали товарищи. — Стой спокойно.

Потом к аппарату протиснулась бабушка. Ее не успели предупредить, она бросила пятачок — и тоже не получила билета. Бабушка загоревала, затарабанила по аппарату сухоньким кулачком. Но металлический живоглот издевательски молчал.

Дело происходило на задней площадке, и мы стали просить впередистоящих: передайте, мол, водителю — касса-то у него не работает.

— А ну-ка, пропустите! — раздался сзади строгий голос.

Человека я рассмотреть не успел, увидел только широкую спину, туго обтянутую нейлоновой рубашкой. Он коротко замахнулся и снизу вверх, апперкотом, крепко двинул аппарату в «подбородок».

— Вот так надо, — сказал. — Прошу.

После чего аппарат оторвал билеты — и мне, и бабушке, и одной даме, которая вовсе ничего не бросала.

Вылезли мы с ним на одной остановке. То есть я сперва не заметил, что и он тоже вылез.

Жара на улице была оглушительная. Я подошел к автомату для газводы, сунул в щель три копейки. Автомат подрожал, всхлипнул, но воды не отпустил.

И тут кто-то отодвинул меня плечом:

— Бастует, халява?

Оказалось — тот самый, автобусный парень. Он развернулся и нанес автомату страшный удар! В боксе такой удар называется «свинг». Если на него нарвешься — все: заказывай носилки.

Автомат натужно крякнул, из всех его дырок сразу хлынула вода. С тройным сиропом.

Дальше мы пошли вместе — оказалось, по пути.

Парень шагал крупно, торопился.

— Футбол сегодня, — объяснил он на ходу. — Наши с кемеровчанами.

— Ага, — семеня рядом, закивал я. — Тоже вот хотел посмотреть, да куда там. Еще позавчера билеты расхватали.

— Так ведь транслируют.

— Транслируют. А где посмотреть-то? (Телевизора у меня тогда еще не было).

— Ладно, студент, сказал он. Идем ко мне — составишь компанию… Только учти — без керосина. Этого не держу — не рассчитывай.

Заявились мы не вовремя. Жена его как раз затеяла стирку. Стирала она в ванной, но грязное белье вылезло аж в узкий коридорчик.

Я затоптался было в нерешительности, но хозяин сердито пхнул ногой белье:

— Развела тут!..

— Так я же не знала! — виновато отозвалась из ванной жена.

— А надо знать! — жестко сказал парень. — Закрой хоть дверь поплотнее. А то будешь… трещать.

Болел он сурово, каменно. Сидел, посунувшись вперед, и молчал. Мне-то хотелось вскочить, заорать, но я удерживал руками дрыгающиеся колени — терпел.

Из ванной доносилось тонкое гудение машины. Потом смолкло.

— Петя! — жалобно позвала жена.

— Чего тебе?

— Да опять…

— Погоди — тайм закончится. Закончился первый тайм — и хозяин ушел в ванную. Я думал, он возьмет отвертку, плоскогубцы, провозюкается там весь перерыв. Ничего подобного. «Бум!» — донеслось из ванной, и машина ровно загудела.

Перерыв кончился, пошел второй тайм.

Наши отыгрывались. Левый крайний, Петраченко, превосходил себя. Уже два раза его сносили почти в штрафной площадке. Еще бы полметра — и пенальти. Но — не везло мужику.

В один из моментов, когда Петраченко снова отчаянно рвался по краю, чтобы сделать прострел, экран вдруг заполосовал.

— У, тунеядец! — сказал хозяин, поднялся и — словно молотом по наковальне — ахнул телевизору по кумполу.