— Вот что, папа, езжай. Тогда ты сможешь угостить мистера Кобболда.
— Что!
— Угостить. В ресторане.
Граф закрыл на минутку глаза, словно погрузившись в молитву.
— Превосходная мысль, — одобрил он. — Я думаю, в «Ритце».
— Не угадал, — заметила Терри. — Он вечно торчит в «Баррибо».
— Значит, там, — согласился лорд Шортлендс.
— Можешь прихватить Терри. Младшая дочь часто заморгала.
— Ты слышал, Шорти?
— Вроде бы да.
— Ты не ошиблась, Адела?
— Прихорошись как следует.
— Чудеса! — воскликнула Терри и пошла прихорашиваться.
Граф был счастлив, но удивлен. Что бы это значило? Прижимистая дочь расщедрилась. Поневоле вспомнишь, что случилось со Скруджем рождественской ночью. [7] …Скрудж — герой повести Диккенса (1812–1870) «Рождественская песнь» (1843).
— Как удачно! — продолжала оттаявшая леди. — Терри очень привлекательна, и они давно дружат. Она говорит, он ее спас. Интересно, от чего? Могла бы раньше сказать. Словом, если они оба будут здесь, в замке…
— Господи! — вскричал граф, немного шокированный. — Какие вы все, однако, свахи.
— Терри давно пора замуж. Она хоть немного уймется.
— Зачем?
— Что ты говоришь! После этого побега….
— Хорошо-хорошо. Лучше потолкуем о расходах. Как я его буду кормить?
— Хватит с тебя двух фунтов.
Редко удается видеть, как графы не верят своим ушам. Леди Аделе посчастливилось. Глаза лорда Шортлендса чуть не вывалились из орбит.
— Два фунта? — переспросил он — Господи Боже! А коктейль? А сигары? А ликеры, вина…
— Напиваться незачем. Вино тебе бросается в голову.
— Мне? Ну, знаешь ли! Хорошо, предположим, — а ему? Ты хочешь, чтобы он считал нас скупыми? Не понимаю! — Он снова задрожал от жалости к себе. — Гонишь меня в Лондон, отрываешь от дел ради какого-то юнца, чей отец — редкий зануда, и даешь истинные гроши.
— Ну, ладно-ладно.
— Значит, приносят нам кофе, а я и говорю: «Нет, мой друг, ликеры нам не по карману. Сосите зубочистку». Я сгорю от стыда.
— Ладно, бери пять фунтов.
— А не десять?
— Нет. Пять.
— Ну, что ж… Приносят нам бутылку, а я и скажи: «Пейте помедленнее, Кобболд, больше не дадут». Может, отвалишь семь фунтов десять шиллингов? Для ровного счета, а? Нет-нет, я просто спросил, — добавил граф, обращаясь к захлопнувшейся двери.
Какое-то время он смотрел на ров, правда — помягче. В сущности, думал он, и на этом спасибо. Валтасарова пира [8] Валтасаров пир — см. Книгу Даниила, 5.
не закатишь, а все-таки — кое-что. Многие графы при виде пяти фунтов верещали бы от радости. Но если бы какой-нибудь ангел принес еще пятерку, можно было бы лучше выразить себя.
Дверь отворилась так тихо, что лорд заметил зятя, когда тот подошел к нему вплотную. Дезборо напоминал нервного члена банды, впервые посетившего собрание.
— Ш-ш-ш! — прошептал он, оглядываясь. Дверь была закрыта надежно. Однако он продолжал хриплым шепотом заговорщика:
— Две сотни я вам дать не могу, но…
Что-то с хрустом скользнуло в руку графа. Удивленно встряхнувшись, он увидел, что зять пятится к выходу, умоляюще глядя сквозь пенсне, и без труда опознал семейный лозунг: «Ни слова Аделе!»
Благодетель ушел, Терри вернулась и отдала должное рассказу о манне небесной.
— Десять фунтов, ты подумай! Пришел и дал десять фунтов! Герой, ничего не скажешь. Люди получали орден за такие подвиги. Значит, всего у меня пятнадцать, не считая двух фунтов с лишним.
— Вот это — день рождения!
— То ли еще будет! Закачу такой пир, что его воспоют в песнях и сагах.
— Очень рада за Стэнвуда.
— А? — граф фыркнул. — Какой Стэнвуд? Для нас с тобой, душенька. При чем тут Стэнвуд? Его отец подбивает дружков будить меня чуть не ночью. «С днем рожде-е-енья», видите ли!
Тем временем леди Адела вызвала звонком дворецкого.
— Спинк, — сказала она, когда он вальяжно вошел в гостиную.
— Да, миледи?
— К нам приезжает мистер Кобболд. Приготовьте голубую комнату.
— Приготовлю, миледи, — холодный взор смягчился. — Разрешите спросить, это не мистер Эллери Кобболд из Америки?
— Его сын. Вы их знаете?
— Проживая в Штатах, миледи, я у них служил.
— И видели мистера Стэнвуда?
— Конечно, миледи. Очень приятный джентльмен. Леди Адела обрадовалась. Приглашая этого гостя, она полагала, что он ест ветчину с ножа, и свидетельство надежных людей ее утешило.
Мы рады сообщить, что турецкая баня принесла немалую пользу, окупив свою цену. Стэнвуда мяли, томили, выпаривали, его терли и скребли, его окатывали ледяной водой, чтобы выпустить в мир крепким и свежим, как огурчик. В начале второго он почти вбежал в отель и выбрал меньший из двух баров, не потому, что больший был хуже (это не так), а потому, что именно в меньшем он назначил встречу с Майком.
Читать дальше