Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев

— Это уже рэкет!

— Понимай, как знаешь. Нам-то что? Главное деньги отслюнявь!

— У меня нет ничего, все сгорело! Я еще «студентам» триста штук должен остался…

— Сказки не рассказывай! По нашим подсчетам, ты заработал около миллиона.

Я нервно рассмеялся.

— Ну, пусть не миллион, — согласился мой собеседник, — с учетом «студентов» и всяких издержек, половину от этого. Пятьсот тысяч. Так почему бы тебе не поделиться с нами? По-братски! Ведь мы были твоими друзьями, помогли тебе организовать дело, достали химикаты?

Я все понял.

— Ладно, я подумаю…

— Подумай, но только очень крепко…

И парень, не привлекая внимания, показал мне то, что лежало у него в кармане. Это был пистолет…

Я ругаюсь матом. Часто.

Про себя и вслух.

Иногда, в сильном эмоциональном порыве, я думаю матом, плотно пересыпая отрезки мыслей почти хрестоматийным набором нецензурщины.

Мне стыдно, но я ничего не могу с собой поделать.

Я родился в своей стране, которая без мата не ступила ни одного шага, я люблю ее и собираюсь здесь умереть.

Я впитал в себя с молоком матери все хорошее и все плохое, что присуще моему отечеству.

Нашему великому народу.

Потом я понял… даже не понял, а почувствовал, что к месту вставленное матерное слово как никогда усиливает мысль, которую ты высказываешь людям, придает ей необходимую эмоциональную окраску, делает ее насыщеннее, ядренее.

Нецензурное слово, особенно три-четыре самых распространенных, напоминают знаки препинания.

И не просто знаки препинания, а знаки, усиленные особым акцентом, знаки, отображающие длину необходимой паузы — как в нотной грамоте, — знаки, абсолютно точно регулирующие эмоциональную нагрузку.

Особенно они хороши в устной речи.

Ведь в самом деле не скажешь же в конце своего взрывного монолога: «Три восклицательных знака»?

Или на полуслове: «Три запятых»?

А еще каждое из этих трех-четырех слов можно произносить по-разному.

Десятками интонаций.

А потом все многочисленные производные от этих слов.

Или синтез «нормальных» слов с нецензурными. Вот маленький пример:

Председатель на партийном собрании: «Прекратить смех!»

Он же, чуть позже: «Что за смехуёчки?!» Почувствовали разницу? Слышите, как зазвучало? Как заискрилось слово?

(В моей карманной записной книжке десятки примеров, но чувство меры не позволяет мне продолжить.)

Знаете, однажды в Риме мне пришла одна, наверное, банальная, но для меня вполне неожиданная мысль: русский мат и жестикуляция итальянцев — абсолютно тождественные вещи.

И вот еще.

У меня большой опыт работы с людьми.

И я не мыслю этот опыт без нецензурщины.

Мат, примененный к месту, в соответствующей ситуации, оказывает на русских людей невероятное воздействие.

Они так к нему привыкли, что без него палец о палец не ударят.

Его ничто не может заменить.

Чего не выдумывай и какие американские книжки об управлении людьми не читай!

Мат хорош и в письменной речи. Опять же из-за недостатка знаков препинания.

Русский мат — это концентрация чувств, эмоций, колоритное, адекватное отражение наболевшего, самое выразительное средство общения на свете.

Это русское, свое, родное.

Когда я слышу русский мат где-нибудь на другом конце света, я с нежностью вспоминаю о родине.

Смысл матерных слов для культурного человека отвратителен, хотя произносим мы их, часто — машинально, не подразумевая суть, чувствуя лишь экспрессивную силу сказанного.

Поэтому-то они и сильны.

Такой силой не обладает ни одно слово из «литературной речи».

Вот вам самое простое доказательство.

Вы слышали, как ругаются матом русские писатели?

А я слышал, и первый раз не поверил собственным ушам.

Вот это отборщина, скажу я вам!

Русский мат во многих случаях — это не отсутствие способности человека говорить разнообразно, выразительно, убедительно — как часто хотят представить дело, а сугубо национальный, дополнительный и очень мощный инструмент устной и письменной речи.

В конце концов: Это язык клоаки.

Улицы, любого двора, каждой квартиры.

Это язык элитных особняков и закрытых клубов.

И это всегда был язык Кремля.

Это язык Пушкина, если хотите.

Он звучит на всех площадях мира, и его без перевода понимают все до единого.

Это в некотором роде наше национальное достояние.