«Конечно, новые русские не все такие, — размышлял я. — Я знаю множество талантливых коммерсантов, гениальных умниц с физико-математических факультетов, которым не чужд язык Толстого и Достоевского, которые воспринимают жизнь в миллионы раз глубже и ярче, чем вот эти вспучившиеся от самодовольства московские корольки. Просто интеллигентные мальчики с тонкими пальцами почти не выживают в этой мясорубке российского бизнеса, где чаще важен не ум, не образование, но сила и жестокость. Намного легче людям-воинам, пусть у них за плечами даже примитивная восьмилетка, потому что сегодня в России прав тот, кто не струсит на разборке, кто выбьет долги и не даст выбить их из себя, у кого звериный оскал, взгляд удава и хватка Шварценеггера. Наверное, поэтому анекдоты прежде всего высмеивают дремучую тупость новых русских».
Скучно, поручик! Чтобы не подохнуть с тоски, мне, словно больному СПИДом, требовалась свежая кровь. Тут-то и нарисовался Вовочка, своей собственной криворожей персоной — этакий поиздержавшийся, но еще бодренький толстячок с видеокассетой в руке.
Мне было стыдно представлять его своим гостям, и поэтому я не пустил его дальше порога.
— Тебе чего? — нетерпеливо осведомился я.
— Как чего? — почти обиделся Вовочка. — Отчитаться хочу! Принес кино с медсестрой Аней.
— Что еще за кино?
— Ну ты же сам дал мне видеокамеру! Я ее и заснял. Сначала в парке, потом у нее дома, а потом у себя в кровати скрытой камерой.
Я недоверчиво посмотрел на кассету:
— Ты что, трахался с ней и втихаря снимал на камеру?
— Ну!
— И она ничего не заметила?
— Не-а!
— Офигеть!
Я заинтересовался. К тому же Вовочка был свежепричесан, одет в чистое, от него не пахло, а вернее, пахло дешевым приторным одеколоном, и я махнул рукой:
— Черт с тобой, проходи. Только у меня друзья…
Вовочка с радостью сунул ноги в предложенные тапочки и присоединился к нашей изрядно разогретой водкой компании.
Я объяснил удивленным сотрапезникам, что это мой старый школьный друг — знаменитый Вовочка, прототип одноименных анекдотов, по крайней мере в молодости, и рассказал им историю о том, как сделал из последнего алкоголика убежденного трезвенника и как затем решил ради собственного развлечения женить его с помощью газетного объявления. Несколько самых душераздирающих историй я мужественно опустил, ибо поклялся Вовочке никогда никому о них не рассказывать, однако мои гости и без того смеялись так буйно, что под одним из них рухнул стул, пятисотдолларовый эксклюзивный стул с итальянской фабрики.
— Вот это игра! Вот это я понимаю! — со смехом вытирал слезы Березкин — сын крупного железнодорожного начальника и, соответственно, владелец десятка эксклюзивно обслуживающих железную дорогу фирм. — Какое там казино! Вот это настоящее развлечение!
Я показывал приятелям Вовочку, как обезьяну в зоопарке, рассказывал про него всякие личные подробности, не стесняясь его присутствия, и тот, быстро прочувствовав ситуацию, не пытался обижаться, а, поборов первое смущение, стал мне искусно подыгрывать. Его гримасам, смешным ужимкам и всяким «словечкам» не было конца.
— А это что за ботва? — спросил Григорий — хозяин мусорной свалки, мультимиллионер, самый богатый из нас, показывая на видеокассету, которую принес Вовочка.
Григорий в недалеком прошлом был бандитом. Однажды в его бригаде делили имущество, «экспроприированное» у коммерсантов за несколько лет преступной деятельности. Кому-то достался отель на Кипре, кому-то — фабрика по производству пластиковых окон… а Григорию всучили убыточную мусорную свалку с просроченными разрешениями. Впрочем, через три года выяснилось, что «мусорный» бизнес несоизмеримо круче всякого производства и недвижимости — Москва-то разрастается, а старые свалки не резиновые. За утилизацию стали платить звонкой монетой, доходы Григория росли в геометрической прогрессии, миллион к миллиону, и теперь его бывшим соратникам оставалось только кусать локти.
— А это самое интересное — клубничка! — ответил я приятелю и рассказал о последней Вовочкиной любовнице — тридцатилетней медсестре Ане.
Поскольку я владел не всей информацией, Вовочка дополнил мою историю:
— Ну, бля, приехали мы к ней домой, а там ее мать и сынок. Мать — такая старая еврейка и сразу, бля, с порога спрашивает: «А вы алкоголь не употребляете?» Я говорю: «Только по праздникам, и максимум две рюмки вина». А она опять цепляется: «А вы любите своей девушке дарить золотые украшения?» Что мне было отвечать? Я в жизни никому не только золото — вообще ничего не дарил. Ну я, бля, подумал и отвечаю: «Конечно, люблю! У меня была женщина, я ей на каждый день рождения дарил золотые украшения».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу