Евгений Шестаков - Номерные сказки

Посол поблагодарил царицу и отправился восвояси. По дороге он вспомнил, что опять не поставил печать на грамоты. И где-то в глубине сознания удивился тому, как мало это его заботит. Посол находился при дворе восьмой год и успел привыкнуть к очень многим вещам. И своему уважаемому другу-государю мог простить многое. В том числе и вчерашнее. Улыбнувшись, он мысленно поблагодарил и царя. За то, что тот не пригласил его на столь крепкие посиделки. Иначе, как пить дать, все было бы как в тот раз. В тот самый давний памятный день, когда сам господин голландский посол первым швырнул горящий факел на крышу своего представительства. Когда прибывшие пожарные, легко затушив огонь, долго не могли потушить брандспойтами лихую коллективную удаль десятков именитых людей. Когда прибывшая по тревоге стража, крестясь и сняв шапки, вынуждена была временно ограничить в движениях самого царя-батюшку, швырявшегося каменьями с таким проворством, что позавидовал бы любой революционно настроенный парижский студент. Когда впервые в мировой практике сидели вместе в общей кутузке полностью невменяемый цвет нации одного государства и невероятно пьяный полномочный представитель другого. Когда государь, не стерпев заточенья в узилище, лично возглавил подкоп, побег и повторный штурм посольского здания. Когда ревущий поток, цепляясь ушами и бородами, несся по рухнувшим дверям анфилад, выпивал лампадки, надкусывал кактусы, проходил сквозь стекла и витражи, везде оставляя за собой сильную алкогольную радиацию и буйное молодецкое заражение. Когда сам господин отважный дерзкий посол, рванув на груди жабо, изодрал в клочья верительные свои грамоты и сломал об колено шута свою шпагу. Когда...

— Не приведи боле Господи! — ускорив шаг, пробормотал посол. Но, пойманный воспоминанием, все ж таки опять улыбнулся. — Да... А неплохо мы тогда погуляли!

В этот день вдруг ударил такой мороз, что его величество, обведя тоскливым взглядом оконный узор, сказал:

— От страна! Ну, хоть не просыпайся всю зиму! Под одеялком-то соси себе да соси. Лапу. Прям не климат, а ежедневный какой-то смертельный номер. Аж стены от холоду-то дрожат.

— Топим не покладая, — доложил чумазый истопник. С охапкой дров он сновал от одной дворцовой печи к другой.

— А вы покладая топите! Покладая и покладая! Дровишек-то не жалейте! А то ить оно простуженный геморрой — самая тяжелая из болезней. Так, Женюра?

Летописец, смущаясь, привстал и что-то утвердительно пробормотал.

— Сиди-сиди... — сказал ему государь. А сам, заложив руки за спину, прошелся из угла в угол. На ходу ему лучше вспоминалось и думалось.

— С самых, значится, ранних лет... — опять стал диктовать государь, и летописец опять зачеркал пером, — С самых, короче, грудных младенчеств его будущее величество отличался от сверстников зрелостью суждений и чутким отношением к людям.

Царь наморщил лоб, пытаясь вспомнить свои первые сразу же после рождения действия. Как и многое другое, это легко ему удалось.

— Имея на выходе живой вес всего лишь четыре фунта, уже к вечеру дня рождения отказался от груди и самостоятельно перешел на стакан. Первые признаки государственного ума обнаружил тотчас же, строго указав кормилицам на недопустимость применения к себе таких слов как "описался" и "срыгнул".

Его величество сделал еще одну пятиметровую ходку, похрустел за спиной суставами пальцев, внимательно осмотрел потолок, оглядел пол и продолжил:

— Несмотря на общую запеленутость, практически сразу стал помогать батюшке в управлении хозяйством и государством. В ответ на показанную ему государем-отцом козу не лыбился, как равные ему по возрасту дети, а попросил привести настоящую. Каковую, к удивлению всех тут же самостоятельно подоил.

— И самостоятельно же зарезал острым колющим предметом путем протыкания в нужном месте сонной артерии! Каковую последнюю, к еще большему удивлению всех, также подоил в кастрюлю! Получив таким образом от козы не только молоко для сыра, но и кровь для приготовления гематогена! Да еще и...

Государь подошел к двери и захлопнул ее, не дав шуту докричать. Он не любил, когда осмеивали его труд. К тому же такой общественно и исторически важный как написание собственной официальной биографии. Тем более что труд был и коллективным. Господин придворный художник только что закончил производством первую серию иллюстраций к жизнеописанию его величества. Самыми запоминающимися из них были "Младенец-государь лично высушивает свой матрасик", "Юный наследник играет с надувною короной", а также аллегорическая гравюра "Добрый молодец расчленяет и препарирует злого змея".