Антон Таммсааре - Новый Нечистый из Самого Пекла

Слова пастора были просты, но шли от сердца. Между прочим, он сказал:

– Ты был самый убогий и бедный меж себе подобных, и все же ты чувствовал себя великим и богатым, ибо ты обладал твердой верой. От нас ты ушел так же просто, как и жил, но тем ярче засияешь ты там, где некогда пребудешь.

Насчет последних слов возчик нечистот молвил своим спутникам:

– Слышал, что сказал пастор? Он не пускает его в царство небесное.

– Да, всего-навсего – «там, где пребудешь». А где же? Известно, где! – отозвался каменотес.

Они вытащили свои бутылки и на глазах у всех несколько раз хлебнули самогона, чтобы набраться храбрости. После этого каменотес с землекопом уселись в телегу на гроб, а торфяник с возчиком нечистот решили поразмять свои кости и дойти пешком до кладбища, куда было не больше полукилометра. Про ребенка с его кошкой и вовсе позабыли. Но девочку это не смутило, – она давно уже привыкла оставаться вдвоем со своей мурлыкой. Итак, все снова тронулись в путь. Впереди лошади везли телегу с гробом и двумя мужиками, сзади по пыльной дороге шагали в обнимку торфяник и возчик, ставшие за время похорон закадычными друзьями, а недалеко от них семенила Рийя со своей кошкой и тоже посредине дороги; она нарочно волочила ноги, чтобы пыль подымалась гуще и идти было интересней. Вначале возчик с торфяником вели громкую беседу, но когда другие двое, сидевшие на крышке гроба, запели, они тоже не смогли удержаться, чтобы не подтянуть, – пусть и не ту самую песню, что пели на телеге, и пусть даже не одну на двоих. У каждого нашлись свои слова и свой напев.

Однако общая эта песнь, в которой только Рийя и кошка не принимали участия, имела роковые последствия. Если бы бражники молчали или по крайней мере только разговаривали, собаки на придорожных дворах пропустили бы их без помехи, ибо здесь по дороге грохотало столько разных телег, что ни одна сметливая собака не давала себе труда лаять на проезжающих и даже не выбегала посмотреть, кто едет и что везет. Но стоило собакам услышать пение, как все они тут же выскочили узнать, что стряслось на дороге. Среди этих любопытных оказалась одна старая комнатная собачонка, очень мало знакомая с обычаями дворовых псов; она первая, по неразумению и глупости, задрала нос кверху и попробовала залаять, но поскольку из-за ее очень хриплого голоса лай не удался, собачонка во всю мочь принялась жалобно выть, словно ее растрогало пьяное пение. Тут не смогли молчать и остальные псы, – ибо так у них заведено: что бы ни делал один, остальные всегда обязаны подражать ему, будь даже этот один последним глупцом. Откуда у псов подобный обычай – этого вопроса исследователи еще не разрешили, однако некоторые из них высказывают мнение, что обычай этот собаки переняли у своих хозяев – людей. Отмечалось, что ни один сумасброд, ни один умалишенный не в состоянии придумать такой величайшей нелепости, которую тотчас не переняли бы люди, слывущие умниками и сами считающие себя таковыми.

Однако, откуда бы ни исходил подобный обычай, собачий концерт принял такие размеры, что заглушил даже голоса горланов. Страшный вой возбудил страх и любопытство у Рийиной кошки, и прежде чем девочка успела опомниться, кошка выскочила из-под платка, промчалась что было силы мимо певцов и лошадей и устремилась к дереву, стоявшему впереди, у самой дороги. Рийя тотчас же перестала пылить и с криком бросилась за кошкой. Когда она поровнялась с торфяником и возчиком, последний перехватил ее и спросил, что случилось. Но у девочки не шли слова с языка, – протягивая вперед руки, она не переставая повторяла одно и то же:

– Кошка! Кошка!

– Что с кошкой? – спросил возчик.

– Убежала, вон туда!

– Куда – туда?

– На дерево.

– На какое дерево?

– Туда!

Наконец, вопрошавший понял, в чем дело, и закричал сидящим на гробу:

– Эй, извозчики! Хватит горло драть, попридержите-ка своих жеребцов!

Рассказав о несчастье, постигшем ребенка, возчик вместе с торфяником взгромоздился на телегу. Он рассудил, что, взобравшись на крышку гроба, можно будет достать с дерева кошку, удравшую туда от собак. Но так как задача эта оказалась новой и неожиданной, то собутыльникам опять пришлось подкрепиться. Затем все четверо поднялись со своих мест, чтобы разом встать на крышку гроба, как только телега подъедет к дереву, под которым заливались лаем собаки.

– Теперь держитесь хорошенько друг за друга, я задам коням жару, – распорядился каменотес.

– Гони хоть вскачь, мы не пикнем! – заорали ему в ответ.