Симон Кармиггелт - Несколько бесполезных соображений

— Сударыня, а можно мне еще поиграть с вашей милой собачкой?

— Ну конечно, дорогая. Входи.

Моя внучка скрасила этим людям целую неделю, разделив их нежность к чудовищу, которого все испуганно сторонились.

Поцелуй прокаженному.

Я даже слыхал однажды, как муж от души рассмеялся: только он опять сделал жене какой-то выговор, как моя внучка, не переставая гладить Буффи, сказала:

— На взрослых сердиться нельзя. Только на детей можно.

Моросящий дождь загнал меня с раннего утра в пивную.

Это самое заурядное заведение, но хозяин его в утренние часы подает и кофе, правда только постоянным клиентам, из тех, что хотят взбодриться и, сидя в знакомой обстановке, немного повременить с первой порцией спиртного.

Я сел у печки и спросил кофе. Еще никого нет, подумал я.

Но, как выяснилось, ошибся, так как через несколько минут из туалета появился какой-то мужчина, нетвердой походкой прошел по залу и тоже сел возле печки.

— Дайте мне еще рюмочку коньяку, — сказал он и посмотрел на стенные часы, но те уже несколько лет стоят.

— Интересно, который час? — спросил он.

— Одиннадцать, — ответил я.

— Одиннадцать… — повторил он. — А я пью уже третью рюмку. Плохой нынче день.

Он с явным отвращением пригубил рюмку, принесенную хозяином, и сделал глоток так, словно пил азотную кислоту. Было ясно, что пить по утрам он не привык. Люди, которые регулярно пьют за завтраком, выглядят совсем иначе. Это был здоровый, жизнерадостный седой человек, в элегантном, сшитом на заказ костюме; он чувствовал себя не в своей тарелке в этом маленьком кабачке, который посещала довольно-таки сомнительная публика.

— Хотите что-нибудь выпить? — спросил он.

— Пожалуй, подожду немного… — сказал я. — Еще только одиннадцать часов.

— Ах, для меня это, конечно, тоже слишком рано, — кивнул он. — Впрочем, я пью редко. По праздникам или когда сижу где-нибудь с хорошим другом. А так неделями не прикасаюсь к спиртному. Но сегодня…

Он страдальчески потряс седой головой. — Несуразная штука — жизнь, — сказал он и беспомощно посмотрел на меня. — Только решишь, что худо- бедно в ней разобрался, как вдруг- бац! — все снова переворачивается вверх тормашками. Мне вот шестьдесят один год. Я тридцать лет женат на милой, хорошей женщине. Она подарила мне трех мальчиков, и все трое крепко стоят на ногах. У нас шесть прелестных внуков. У меня отличное собственное дело. Живем мы в прекрасной, комфортабельной квартире на восьмом этаже. Со всеми удобствами. Чудесный вид из окна. Материальных затруднений у нас нет. На здоровье не жалуемся. Вы небось думаете, что мы счастливые люди, а? Он сделал еще глоток.

— Я всегда был энергичен и жизнерадостен и до сих пор такой, — продолжал он. — Я независим: у меня свой бизнес, состою в руководстве различных клубов и обществ. Мне это нравится. И без дела не сижу. Я, конечно, редко бываю по вечерам дома — то собрание, то еще что-нибудь, — но у моей жены есть прекрасный телевизор, она много читает и любит рукодельничать — вышивает и тому подобное. И вообще… после тридцати лет… Ведь все давным-давно обговорено, правда? Так вот и живем. И стоит ли что-нибудь менять?

Он снова тряхнул головой.

— Но жизнь чертовски странная штука. Это только кажется, будто все в ней понятно. Сегодня утром в половине девятого я, как всегда, собрался уходить. И на минуту заглянул в спальню. Жена стояла у открытого окна. Я подошел к ней, тоже посмотрел на улицу и сказал: «Огромная высота, а?» Восьмой этаж все-таки. Она кивнула: «Да. Я вот стою и думаю: один шаг- и никаких проблем». Вот так- бац! Словно обухом по голове. А мне-то всегда казалось, что она вполне довольна жизнью. Тут она вдруг рассмеялась и сказала: «Я пошутила. Иди-ка себе спокойненько в контору». Поцеловала меня в щеку и закрыла окно. Я ушел. Но не в контору, а сюда. И начал пить коньяк. Потому что я ничего не понимаю. После тридцати-то лет совместной жизни. Может быть, вы мне объясните?

— Нет, — ответил я.

Мы помолчали.

Затем он спросил:

— Выпьете со мной рюмочку?

— Не откажусь, — сказал я.

Когда на Амстелском вокзале я вошел в поезд, там было полно народу и чудовищно душно, однако после долгих поисков мне удалось найти купе, где ехало всего пять пассажиров. На шестом месте лежала шляпа, а рядом сидел старичок, который явно изнывал от жары.

— Здесь свободно? — осведомился я.

Вздохнув, старичок поднялся и переложил шляпу в багажную сетку напротив.