Симон Кармиггелт: Несколько бесполезных соображений

— Молодой человек… — твердит он.

Я уже вытащил его на тротуар, и мы оба целы и невредимы.

— Пустяки, — говорю я с усмешкой. — Надо же помогать друг другу, на то мы и люди, верно?

И я по-приятельски хлопаю его по плечу, может, слишком сильно, потому что он весь как-то оседает.

Затем я поворачиваюсь и иду прочь. Но он окликает меня и, когда я оглядываюсь, делает мне знак вернуться. Я, улыбаясь, подхожу к нему. Кто-кто, а я-то знаю, что за этим последует: сейчас он предложит мне сигарку.

— Это совершенно лишнее, — великодушно заявляю я, останавливаясь перед ним.

Но старикан смотрит на меня очень сердито.

— Молодой человек, извольте отвести меня обратно. Я жду автобуса.

От меня потребовали пройти медицинское освидетельствование — ведь каждый заинтересован в том, чтобы его работник был полноценным. Едва открыв дверь, я убедился, что не у меня одного возникла идея показаться врачу именно в этот день. Забитая людьми приемная — удручающее зрелище. Единственное, что тебе остается, — это сидеть и тренировать свою выдержку. И вот я сижу, смотрю на других и думаю: «Вы больные, а я нет». Стоп, стоп… В собственном здоровье никогда нельзя быть уверенным. Доктор может обнаружить у меня какое-нибудь скрытое заболевание и, чего доброго, запрячет в больницу. «Необходима срочная операция!» Взрежут меня, и я умру. «Безвременная кончина молодого журналиста». «Искренне сочувствую, мефрау. Совсем еще юный! Но что поделаешь. Безносая с возрастом не считается. Знай косит!»

Так текут мои мысли, отнюдь не поднимая мне настроение. Лучше уж просто разглядывать других пациентов, а с собственной смертью пока повременить.

Вот дама, господин, еще две дамы, мальчик. За столиком сидит медсестра, важная здесь персона. Чем-то она там занимается и, когда раздается звонок, вызывает больных:

— Следующий, пожалуйста.

Дурацкое занятие, но девочка симпатичная. Я смотрю на нее. Тоненькая, светловолосая. Она заполняет карточки, что стоят в специальной коробке. Вот она подняла глаза. «Здравствуйте, юфрау». Я нагло скалюсь — ни дать ни взять гусар, вознамерившийся приволокнуться за красоткой. Она глядит на меня с таким выражением, будто хочет сказать: «Ну что тебе надо, выкладывай».

Нет уж, я не опущу взгляд, кто первый опустит, тот проиграл, это каждый дурак знает. Она смотрит на меня с презрением, но я не сдаюсь и выигрываю бой: ее глаза ускользают в сторону, затем вновь обращаются к картотеке.

Пациенты заходят и выходят. Часы тикают, навевая Дрему.

— Пожалуйста, следующий, — говорит медсестра.

Следующий — это я. Моя карточка лежит перед ней. Она что-то нацарапывает в ней и кладет в картотеку. Снова взгляд железобетонной твердости, но я весело и непринужденно улыбаюсь.

— Спасибо, — говорю я с пошлой коммивояжерской галантерейностью.

Нет, ее железобетон не заставит меня заикаться.

А доктор — чудак, из тех, у кого голова занята только почками и печенками.

— Раздевайтесь, — говорит он. — В семье никаких заболеваний? Нет? Вот и прекрасно.

Пожалуй, это и в самом деле прекрасно. Я снимаю с себя все и стою перед ним голый, дрожа от холода. Он прощупывает, простукивает, прослушивает.

— Припадков не бывает?

Ну и вопросики задают эти доктора.

— Черт возьми, — вдруг говорит он. — А вы знаете, что левая лопатка у вас искривлена?

Никогда не замечал. Только человек-змея в цирке хорошо знает, что у него на спине. Поколебавшись, спрашиваю:

— А это серьезно?

— Не серьезно, а просто странно, — отвечает он. — В высшей степени любопытный случай. Похоже на… — Он пробормотал что-то непонятное и постучал меня по лопатке.

Не скажешь же ему: «Войдите». Пошлая шутка! Однако что он там такое бурчит? Неужто собирается резать?

— Подождите-ка минутку, — говорит он и выбегает за дверь. Сейчас он вернется с пилой. Хоть бы брюки натянуть. А он там с кем-то болтает. Интересно, с кем?

Я поворачиваю голову… О ужас! — он притащил медсестру. Адам, съевший злосчастное яблоко, едва ли чувствовал себя хуже.

— Видите, сидит совершенно криво, — квохчет док тор. — Чрезвычайно любопытный случай. Не пригодится ли вам для дипломной работы?

Теперь они оба стоят у меня за спиной. Он тычет меня в лопатку холодным пальцем.

— Видите?

Она тоже стучит меня по лопатке и бросает какой-то латинский термин. Я стою голый и прямой как палка, и нет во мне ничего от того молодца, который несколько минут назад в приемной мерился с ней взглядами. Да, положеньице! Я для них что-то вроде белой крысы с искривленной лапой. «Пригодится вам для дипломной работы». Надо же!