Николай Гринько - Байки

Соседи по даче довольно часто могли видеть, как десятилетний мальчик на привязи медленно идет меж морковных грядок, растопырив руки и высоко поднимая ноги. Время от времени он хватал руками в перчатках себя за гладкую пластиковую голову и гулко произносил:

– Летающая тарелка! Летающая тарелка! В открытом космосе жизни не обнаружено!

Вороны на наш огород не садились никогда.

В останкинских лифтах сенсорные кнопки. Не псевдосенсорные, а самые настоящие сенсорные. Это важно. Потому, что псевдосенсорные можно нажимать хоть пальцем, хоть спичкой, хоть метким плевком. Сенсорные же срабатывают только от соприкосновения с человечским телом. Чаще всего – с пальцем.

На втором этаже в лифт вошла девушка. Брючки на шнурочках. Каблуки, похожие на карандаши – и толщиной, и высотой. Причесочка. Ногти. Точнее, так: НОГТИ! Темно-вишневые, блестящие, гладкие. Как капот у Вольво. На каждом пальце – трехсантиметровый капотик от Вольво.

Кнопки в лифте с рублевую монетку, каждая посажена в пластиковую рамочку с углублением. Девушка жмет на кнопку "3" подушечкой большого пальца. Ноготь упирается в рамочку, и палец не касается кнопки. Цок. Девушка поворачивет руку и вставляет в углубление сам ноготь, нажимая им на кнопку. Цок. Кнопка не срабатывает, так как ей хочется почувствовать девушкино прикосновение, а не царапание. В это время двери закрываются, лифт начинает двигаться – мне-то на пятый, и ногти у меня покороче будут. У девушки паника, она лихорадочно жмет кнопку указательным пальцем (цок!), указательным ногтем (цок!!), и, наконец, костяшкой согнутого пальца (туп!). Палец толстоват, и кнопка не срабатывает.

Доезжаем до пятого. Дверь открывается, я выхожу. Она стоит в лифте, растерянно смотрит на меня. Я великодушно возвращаюсь, нажимаю ей на троечку и выхожу.

Настроение приподнятое.

В пятой квартире, наискосок от нашей, жила тетя Люда. Худая, бледная женщина. Курила "Приму", сипло кашляла и пила вечерами от одиночества. Часто приходила попросить денег у моей мамы. Отца побаивалась, и ничего у него не просила.

Носила тетя Люда вечно какие-то балахоны, вытянутые свитера и длинные, до колен, "кардиганы" – так это называлось. В эти вещи было удобно кутаться, прятать руки в рукава – тетя Люда всегда мерзла. Пока не выпьет.

Однажды в дверь позвонили. Мама посмотрела в глазок – у двери плакала тетя Люда. Упершись лбом в дермантиновую обивку, она тряслась и всхлипывала. Испуганная мама отрыла. Тетя Люда не могла стоять на ногах, осела по стене, проджолжая вслипывать.

– Люда, Люда, что случилось?

Оказалось – Люда смеется.

На последнем издыхании, захлебываясь, не в состоянии сделать нормального вдоха. Прижимая к груди какую-то белую тряпочку и выдыхая какое-то слово:

– Пости… посди… ала!…

– Что? Люда, что?

И тут она вытянула вперед руки с тряпочкой, вдохнула и повторила:

– Постираааалааа!

В руках у тети Люды был ее кардиган – длинная, до колен, кофта на пуговицах, связанная из толстой шерсти, с непомерными рукавами. Только теперь кардиган был сантиметров тридцать в длину. Сел. Но сохранил при том все пропорции – даже огромные теперь пуговицы точно совпадали с петлями.

Тетю Люду отпоили водичкой. Кардиган надели на плюшевого медведя – оказался впору. Так и стоял на пианино в единственной комнате тети Люды. Редким гостям она говорила:

– А вот эту кофточку я носила. Месяца три назад. Она мне до колен была.

Гости странно переглядывались.

В пятом классе к нам прислали новенького. Я плохо помню, как он выглядел, потому что проучился он с нами месяца два. Парень был хмур и нелюдим, как все новенькие. Из-за парты почти не выходил, даже на переменах.

Новичка определили в нашу английскую группу. Спросили – он ответил. Сидел на уроках, пыхтел над учебником, что-то такое записывал в тетрадочку… Дней через пяток (!) англичанка Татьяна Николаевна решила, что парень освоился, и его уже можно спрашивать. Тот встал, помолчал немного и ответил:

– А у нас таких букв не было.

После небольших разборок его отправили в немецкую группу. Там история повторилась.

Выяснилось, что в прежней школе новичок учил испанский.

В учебнике по анатомии человека была картинка – развитие человека от зародыша до взрослого индивида. Отряд из десятка… эээ… человек. Все они были нарисованы одного размера. В моем учебнике каждый из них был старательно одет в фашистскую форму самых невероятных разновидностей – каски с рогами, пилотки, фуражки, сапоги, шмайссеры. Весь клас просил у меня учебник ненадолго – порыдать.