Михаил Веллер - Легенды Арбата

— Сейчас я закажу, — объявляет гость и гордо зовет официантку. Официантка его гордость игнорирует профессионально. Официантка, как публичная мать, реагирует на плач только своих.

И Кавказ вовлекается в прогресс, то бишь разделение труда. Два Яши с Нюмой держат на коротком поводке официантку, а сын гор цитирует меню бесконечно, как эпос. А они корректируют этот арт-огонь по кухне в сторону эффективности.

И дают понять небрежно, что вообще-то они знаменитые московские поэты. С Олимпа спустились поужинать. Не хрен собачий.

— А тебя сюда, Руслан, каким ветром занесло-то?

При этом Руслан интересует их только со стороны кармана, где деньги лежат. Его жизнь — его проблема. Кого колышет чужое горе. Москвичи живут собой, и то трудно. Руслану по закону гор положено платить. Его допустили в святая святых — ЦДЛ, и поэты с ним как с равным.

— Покушать захотел, дал швейцару денег, он пустил. Нигде мест нет, а.

Ну, есть у размашистых выпендрежных кавказцев этот невинный снобизм: совать бабки швейцарам и проникать в разные закрытые места, чтоб среди столичной элиты гульнуть с размахом, засылая иногда бутылку за столик соседствующих знаменитостей. От широкой души и в знак большого уважения. Это ты, Руслан, удачно зашел. В самое то место. И в нужный момент.

Скромностью и щедростью горец приятно располагал к себе. Закосевшим друзьям хочется сказать человеку приятное. Ничто человеческое халявщику не чуждо.

— Руслан, — благосклонно интересуются они, — ты откуда родом, милый юноша? — И тут же забывают вывихнутое слово, обозначающее точку на Кавказе, о которой они никогда не слышали и не надеются услышать впредь.

Как ни расширяется сознание пьяного человека, оно не в силах вместить подсознание поэта. Желание влечет нас железной рукой с татуировкой «необходимость». Иллюзия свободы — это опиум для бедных.

— Рус-слан, — интересуется Яша-2, — а поэты в вашей... — и замедляется, мучительно ища необидное слово... — в вашей маленькой стране есть?

— У нас все поэты! — пылко отвечает Руслан. — Но пока нет.

— А... переводчики?.. — спрашивает Яша-1.

— Переводчиков тоже нэт, — коротко вздыхает Руслан.

— Дю перфэ, — заключает Нюма.

-Что?

— Нет в мире совершенства, — вздохом завершает Нюма этот дивный диалог из «Маленького принца».

Наступает та отвратительная стадия пьяного безобразия, когда поэты не контролируют себя и принимаются читать стихи. Три бояна вещих, три хитрожопых поросенка, три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу, обрушивают на голову одиночки свой гений. Гений заунывен, депрессивен, напевен и гнусав, как принято. Авторская манера чтения есть форма мести поэта окружающим плебеям. «Вай-вай-вай!» — так обычно передаются в русском письме восхищенно-льстивые возгласы, издаваемые лицами щедрых смуглых национальностей.

И, переполнившись восторгом, сын гор ненадолго отплывает туда, где журчанье струй в тиши и прохладе настраивает на умиротворяющий лад. В туалет, то есть.

(— А вот и он, — проговорил Яша-2, неуверенно озаряясь.

Друзья осознавали ситуацию.

— Ну что — пробуем?.. — не всерьез спросил Нюма.

— Чего пробовать?! Трясти надо! — шепотом закричал Яша-1.

— Возможно, Бог есть, — умиленно сказал Яша-2, — и возможно даже, у него есть слух. И он внял нашей молитве...

Покорный слушатель всегда вызывает расположение поэта. Молчит — значит понимает.

— Только говорили — и вот. Если не он — то кто?

— Да может он неграмотный вообще? Альпийский козопас?

— Дурак ты? Если может прочесть слово «ресторан» — грамотней чем надо.

— А, попытка — не пытка, Лаврентий Павлович!)

Их абрек вернулся, в подражание Нюме цапнул официантку, получил шлепок по рукам и (для чужих) краткий пинок в голень, и обескураженно сел:

— Слушай, как ее позвать, понимаешь?..

— Слушай внимательно, — строго сказал Яша-Раз. — Ты грамотный?

— У меня образование, — с достоинством ответил горец.

— Ну-ка скажи, как на твоем языке будет река?

Руслан сказал. Воспроизвести по-русски друзья не смогли.

— А луна?

— Небо? Мать? Друг?

— Оружие? Битва? Могила? Храбрость?

Семантические ряды сыпались, как кубики из дырки в мешке со словарным запасом великого и могучего. Это приняло характер игры:

— Любовь? Целомудрие? Верность? Смущение?

— Старик? Дом? Поле? Колосья? Дерево?

— Ручей? Гора? Облако?

Поэтический лексикон слетал и кружился, как золотые листья с волшебного деревца Страны Дураков.