Лора Белоиван: ПОЛЁТ НАД ГОРОДОМ В. (ЧЕМОДАННЫЙ РОМАН)

«памятник борцам за власть дурацких ответов»,

«памятник борцам за власть вредных советов Г.Остера»,

«памятник борцам за власть полезных советов молодой хозяйке».

Кстати, да. По дороге случилась внутренняя потребность обновить домашний парк кастрюлек и сковородок. По красоте мне чуть-чуть нравится цэптэр, но совсем не вкатывает сетевой маркетинг, поэтому или тефаль со специальной железочкой в серединке, очень выпендрежной, или стеклянное для микровэйв, хотя я там ничего не готовлю, потому как нет у меня микровэйв. А если кастрюльки цветные эмалированные, то можно вкусно представлять, как под них перекрашивается кухня и вешаются новые занавесочки в тон. Остановилась на разноцветных эмалированных (три шт., разных размеров — от M до XL), со стеклянными крышками, очень красиво. И сковородку все-таки тефаль, пусть думает обо мне и даже вместо меня, думка с возу — бабе легче; да и, опять же, красивая.

Приволокла домой, расставила на полу и стала думать, нафига же я извела на эту фигню последние деньги. С одной стороны, конечно: кастрюльки-сковородки — это вам не рюмки с хайблами, это уже гнездо. Совсем не кукушкино, а такое, как у нормальных порядочных птиц. И тут вдруг вспомнила, что новые кастрюли у меня не к добру. Они у меня не держатся вообще. То сгорят, то грузчики стырят коробку. На коробке тогда было написано «Panasonic», а в ней — как раз новые кастрюльки, а в кастрюльках — глиняные люди; выкинули же они их, конечно, а куда еще. А до этого, еще раньше, я вот так же кастрюли купила, и еще такие блестящие висюлечки на стенку — поварешки, лопатку для мяса, вилку с двумя клыками, шумовку, еще что-то. Так тоже ничего хорошего из этого не вышло; наоборот.

Неведомые борцы-советчики выглядят еще хуже космонавтов, которых никто никогда не видел: их челюсти сжаты, один стоит на корячках, в руке другого — флаг неизвестной ориентации, причем флаг этот очень дорог его держателю, потому что по лицу его ясно: этот будет бороться за свое имущество до конца, так что, видимо, оно и есть «совет».

Я пролетаю над памятником и с чувством поверхностного удовлетворения гажу на бронзу, даже не оборачиваясь посмотреть, не снес ли морской бриз моё гуано мимо композиции.

Еще левее — Посьетская-street, гостиница "Моряк", называвшаяся бичхолом. Теперь тут живут китайцы, а раньше жили бичи. В принципе, удобно: обходишь с другой стороны и попадаешь в отдел кадров плавсостава пароходства, где тебе говорят «приходи завтра после обеда». Над бичхолом, на сопке, пушка, стреляющая так, что все чайки и голуби в округе начинают синхронно какать на лету.

Дольше всего я жила в 317-м и 410-м номерах. В трёхместном (30 коп. в сутки) 317-м, кроме меня, обитала Света и дочь её, Елена.

Света ждала из рейса своего любимого мужчину Серёжу, работавшего вторым помощником на каком-то контейнеровозе. Контейнеровоз был трамповый, и рейс у Серёжи затянулся на 8 месяцев, так что Света успела благополучно дорастить последнее воспоминание о возлюбленном до такого состояния, что оно уже не умещалось в её животе. Девочку назвали Леной, а администрация бичхола пошла на невиданный гуманизм: оставив Свету с дочкой в трёхместном номере, больше никого туда не подселяла. Я перешла жить в одноместный и дорогущий (2 р. 10 коп. в сутки) 410-й, а Света купила красную пластмассовую ванночку. Что же касается Серёжи, то он разлюбил Свету и полюбил капитана какого-то сейнера, да так сильно, что бросил престижное и где-то даже элитарное пароходство, подавшись из стерильного торгового флота в довольно вонючий рыбодобывающий.

Света еще пыталась подманить его на красную пластмассовую ванночку — тогда еще очень мало знали о природе пидорасов — но вскоре махнула рукой. «Тихо тут» — вывешивала Света табличку на внешнюю сторону своей двери, и моряки передвигались по коридору, как босые балерины.

А потом я в очередной раз обогнула бичхол, зашла с другой стороны и вышла с направлением на пароход. Говорят, Света еще какое-то время жила в бичхоле, а куда делась потом, неизвестно. Скорей всего, они вместе с Еленой Пидорасовной превратились в птиц и улетели из города В. в более счастливую географию.

33-й причал на Набережной. До сих пор странно не видеть привязанный к нему «Джоник» — пассажирский теплоход «Георгий Орджоникидзе», приспособленный под дополнительную пароходскую гостиницу. Этот плавучий филиал бичхола давно продали на гвозди, а на 33-м причале поныне пустует святое место: подозреваю, что человек, умерший на «Джонике», совершенно автоматически попадал бы в рай. Но на "Джонике" никто не умирал. Вообще, самые лучшие гвозди получались бы не из списанных судов Дальневосточного морского пароходства, а из его бичей.