Мартти Ларни: Мальчишка

Учителю стало грустно. Мальчик вызвал у него жалость. Несмотря ни на что. Он спросил почти отечески:

— Сколько же тебе лет, Ристо?

— Сколько! — повторил мальчик со злостью. — Очень невежливо спрашивать человека о возрасте. Так по крайней мере моя сестра отвечает господам. Сказать бы, что Жир… Конечно же, вы, господин учитель, можете припомнить, что мне скоро будет четырнадцать.

— Совершенно верно, — ответил учитель, утвердительно кивнув головой, и спросил с любопытством: — Ты, кажется, чего-то не договорил? Ну, валяй уж, выкладывай все начистоту! Мы ведь не в классе.

Парень не стал церемониться и прямо сказал:

— Видите ли, дело в том, что в школе вас прозвали Жирафом. Так и до сих пор все зовут вас, за глаза. Это здорово придумано, да? Как, по-вашему?

— Придумано неплохо, — согласился учитель и прикусил губу. — Ты, что ли, придумал?

— Не я. Не знаю, лето. Я предлагал другие прозвища. Например, Хвощ или Сколопендра. Но товарищи не поддержали. А Жираф пришлось как раз впору.

Очень дерзким оказался этот бывший ученик. Совершенно созрел для воспитательной колонии. Но учитель сдержался. Он достал портсигар, вынул сигарету и закурил. Парнишка жадными глазами смотрел на него, что-то соображая, и наконец решился:

— Не будет нахальством, если я попрошу сигарету? Сеструха утром свистнула у меня последний чинарик…

— Ну, знаешь! — не выдержал учитель и повысил голос: — Да как ты смеешь! Нет, право же, это заходит слишком далеко. Тринадцатилетний мальчонка курит!

Парнишка не смутился. Он извлек из кармана грязный окурок, который подобрал на тротуаре у входа в сквер, дернул книзу козырек своей кепки и сказал:

— Одни начинают курить смолоду, другие — под старость, третьи вовсе не курят. Я же вот второй год как закурил. Так мне подействовало на нервы, что батька мой вдруг, значит, почил вечным сном… Ну, ладно, ежели у вас не нашлось лишней сигареты, так поднесите хоть огоньку.

Учитель принялся обдумывать ситуацию. Его чувство собственного достоинства получило неожиданно сильный щелчок. Педагогическая мерка требовала срочной проверки. Он пришел к выводу, что парнишку необходимо как можно скорее отправить в какую-нибудь воспитательную колонию или школу-пансионат строгого режима. Это необходимо из принципа. У мальчишки явные задатки преступности или по крайней мере явная склонность к тому, чтобы стать на дурной путь. И общество обязано в таком случае схватить парня за шиворот и привести туда, где сияет теплое, ласковое солнце общественного попечения.

Но в следующий миг в голове у него блеснула новая мысль. Это не был оранжерейный цветок его гениальности, ибо ту же мысль много веков тому назад подарил миру Иов, который сокрушенно восклицал: «Кто может найти чистого там, где никто не чист?»

Учитель снова достал портсигар, предложил мальчишке сигарету и сказал как ни в чем не бывало:

— Ну, ладно, Ристо, валяй уж, закуривай, коли на то пошло! Между нами, я ведь тоже курю с двенадцати лет.

Парнишка опешил. Жираф, видимо, умел не только указкой размахивать. Мальчик закурил сигарету и жадно вдыхал дым, время от времени смачно сплевывая на песок аллеи. Учителю это показалось очень неприятным, и он решил по-дружески поправить бывшего ученика:

— Слушай, Ристо. Ты чересчур много плюешься. Это не очень-то красиво выглядит да и для здоровья вредно.

— Да бросьте вы читать нотации, сосед, — искренне взмолился мальчик. — Мне и так от них тошно. Шагу не ступить — все только тычут да одергивают. Придешь домой — сеструха точно с цепи сорвалась; пойдешь разносить газеты — каждая хозяйка непременно должна тебя оговорить; придешь, наконец, в парк или в сквер — так и тут тебя поучают. И всюду одно и то же. Как заведут, так и пошло — будто кантом обстрачивают.

Они опять замолчали. Учитель исподтишка поглядывал на парнишку, который курил не спеша и, казалось, был необыкновенно счастлив. Вдруг раздался пронзительный и надрывный вой заводского гудка. Мальчишка вскочил, озираясь вокруг как-то неопределенно. Вид у него был растерянный.

— Ты что, испугался гудка? — спросил учитель.

— Не-ет. Но сейчас четыре часа, моя мамка кончила работу. Она работает там, на фарфоровой фабрике, и я каждый день хожу ее встречать. Мамка ужасно радуется всякий раз, когда видит меня у ворот фабрики. Как маленькая. Я даже ругаюсь на нее за это. Женщина, что с нее возьмешь… Она у меня стала маленько тронутая с тех пор, как батька-то преставился.