Рэй Брэдбери: За хозяина глоток да глоток на посошок!

Это вызвало бурю оживленных откликов, прерванных тем, что створки входной двери распахнулись настежь и впустили в бар женушку Финна, редкую гостью в этом хлеву. Брезгливо оглядев собравшихся, она отчеканила:

— Похороны через час!

— Через час? — вскричал Финн. — Как же так? Он еще остыть не успел…

— Ровно в полдень, — подтвердила жена, становясь выше ростом по мере созерцания этого гнусного племени. — Доктор со священником уже вернулись из замка. Его светлость распорядился, чтобы похороны состоялись без промедления. Отец Келли говорит: «Варварство, да и только. К тому же могила не готова». А доктор: «Нет, готова! Намедни Хэнрахан должен быть помереть, да заартачился. Уж я его лечил и так, и этак, а он — ни в какую. А могила-то пропадает почем зря. В нее Килготтена и положим: подсыпка есть, даже плиту привезли». Приглашаются все. Поднимайте-ка свои задницы!

Двустворчатая дверь захлопнулась. Мистическая женщина удалилась.

— Похороны! — вскрикнул Дун, готовясь припустить во весь дух.

— Нет, — просиял Финн. — Выходите. Заведение закрыто. Поминки!

— Сам Иисус Христос, — прохрипел Дун, утирая пот со лба, — не сошел бы с креста и никуда бы не двинулся в такую жару.

— Жара, — изрек Маллиген, — поистине адская.

Сняв пиджаки, они зашагали вверх по склону и добрались до сторожки у ворот Килготтена, где увидели приходского священника, отца Келли, который направлялся в ту же сторону. Он снял с себя чуть ли не все, кроме воротничка, и побагровел от жары, как свекла.

— К чему такая спешка? — полюбопытствовал Финн, не отставая ни на шаг от святого отца. — Не ладно это. Не иначе как что-то стряслось?

— Да уж, — ответил священник. — В завещании обнаружилась секретная приписка…

— Так я и знал! — воскликнул Финн.

— Что? Что такое? — загалдела толпа, скисшая было от жары.

— Если правда о ней просочится, это вызовет бунт, — только и сказал отец Келли, устремляя взор к кладбищенским воротам. — Вы все узнаете в заключительный момент.

— Это момент после заключения или перед заключением? — без задней мысли спросил Дун.

— Ну и болван, прямо жалость берет, — вздохнул священник. — Тащи свою задницу через ворота. Да не рухни в яму!

Дун послушался. За ним прошли остальные, краснея от волнения. Солнце, словно для того, чтобы ловчее было подглядывать, спряталось за тучку, и на кладбище налетел порыв ветра, принеся минутное облегчение.

— Вот могила, — кивнул священник. — Сделайте милость, выстройтесь по обеим сторонам аллеи, поправьте галстуки, если таковые имеются, а главное, проверьте ширинки. Встретим Килготтена в наилучшем виде — а вот и он сам!

Тут действительно появился лорд Килготтен, простая душа: в гробу, водруженном на телегу с его фермы; а уж за телегой растянулась на полдороги вереница из автомобилей, легковых и грузовых, палимая солнцем пуще прежнего.

— Ну и процессия! — воскликнул Финн.

— В жизни такой не видывал! — воскликнул Дун.

— Прикусите языки, — вежливо сказал священник.

— Боже мой, — произнес Финн. — Вы только поглядите на этот гроб!

— Видим, Финн, видим! — ахали все присутствующие.

Ибо проплывающий мимо них гроб, заколоченный серебряными и золотыми гвоздями, был и впрямь сработан на совесть, вот только из какого материала?

Это были доски от ящиков, планки от винных упаковок, доставленных морем из Франции для погребов лорда Килготтена!

У завсегдатаев паба перехватило дух. Они закачались, хватая друг друга за локти.

— Ты ведь умеешь читать по-ихнему, Финн, — прошептал Дун. — Назови хотя бы марки!

Оглядев гроб, сделанный из винной тары, Финн почтительно изрек:

— Разрази меня гром. Смотрите! Вот «Шато лафит Ротшильд», урожая тысяча девятьсот семидесятого года. Вот «Шато неф дю пап», шестьдесят восьмого. Тут наклейка вверх ногами: «Ле Кортон»! Смотрим снизу вверх: «Ла Лагюн»! Какой шик, боже ты мой, какой высокий класс! Я бы и сам не прочь, чтоб меня похоронили в таком клейменом дереве!

— Интересно, — вслух подумал Дун, — а изнутри ему видны эти клейма и марки?

— Ты лишнего-то не болтай, — буркнул священник. — А вот и остальное!

Мало того, что при виде покойника в гробу солнце ушло за облака, так за этим последовало второе явление, которое ввергло обливающихся потом горожан в полнейшее замешательство.

— Можно было подумать, — припоминал впоследствии Дун, — будто кто-то оступился, упал в могилу, сломал ногу и нарочно испортил такой день!