Ильдиго фон Кюрти - Сердечный трепет

Вечер в «Фау» обошелся ему не слишком дорого. Сам он почти не притронулся к еде, потому что все время говорил. Четыре модели утверждали, что уже наелись, — что, конечно, было неправдой. Я утверждала, что уже наелась, что тоже было неправдой. Но, глядя на четыре зубочистки женского рода, я сразу ощутила свои толстые бедра и пустой желудок.

Один лишь Филипп ел с аппетитом, а мы внимали рассуждениям Джопа о глубинных достоинствах и внешней красоте, которые завершились сентенцией: «Кому интересна внутренняя красота? Нас же не просвечивают рентгеном!» И хотя, объективно, я была наименее красивой женщиной за столом, но оказалась единственной, кто громко расхохотался. И это безусловно доказательство моих глубинных достоинств.

Я подвожу губы. Прическа Бурги удлинила мне шею, а редкие волоски на предплечьях выгорели и стали незаметны. Собственно говоря, я себе даже нравлюсь. Но это не радует, а, скорее, причиняет боль. Что из того? Я ведь не нравлюсь тому, кто, несмотря ни на что, нравится мне и которому я хочу нравиться.

Сейчас не помешал бы двойной эспрессо и, может, еще салат. Без заправки.

Нужно пользоваться, пока мои любовные печали заполняют желудок. Если уж остаток жизни мне суждено быть несчастной, то хочу, по крайней мере, иметь хорошую фигуру. Служащая в туалете желает мне счастливого воскресного дня. Слишком поздно.

Ресторан пуст, женщина за кассой — угрюма, салат увял, а мои голые ноги приклеиваются к сиденью из кожзаменителя. Но я люблю такие стоянки на шоссе. Здесь все друг другу чужие, и это объединяет.

Иногда бывает, смотришь на что-нибудь долго и как бы не видишь. Я уставилась на мужчину, читающего «Воскресный бильд» через два столика от меня, но вижу Филиппа фон Бюлова, как он пытается приготовить мне лазанью. «Лазанья — мое коронное блюдо», — утверждал он в самом начале наших отношений. Естественно, это не так. Я думаю, не подарить ли ему на следующий день рождения кулинарную книгу. Потому что я и сама не слишком хорошо готовлю, а поесть мы любим… А, ерунда. Не нужно больше ломать себе из-за этого голову. Даже хорошо. Больше никакой паники из-за каких-то особенных яств, потому что на прошлый его день рождения у меня была отличная кулинарная идея, и в следующий раз не хотелось бы опускать планку.

Взгляд медленно возвращается в настоящее. Я пытаюсь разглядеть заголовок в газете.

Прищуриваю глаза и чуть подаюсь вперед. Теперь я могу прочесть. Читаю трижды. Трижды. Пока наконец не осознаю, что там написано:

ЗВЕЗДА ТЕЛЕЭКРАНА БЕНТЕ ЙОХАНСОН

И ЕЕ ЗНАМЕНИТЫЙ БЕРЛИНСКИЙ АДВОКАТ:

«ДА, ЭТО ЛЮБОВЬ!»

Я надеваю солнечные очки. Беру на поводок свою собаку. Иду к машине. Как бы со стороны наблюдаю за собой и спрашиваю — очень трезво, по существу — смогу ли дойти. Дошла. Сажаю Марпл на кресло рядом с собой, на заднее сиденье кладу ее миску для воды. Пристегиваюсь.

У меня нет ни малейших сомнений в том, что нужно делать теперь.

Мне кажется, нет такого чувства, которого я не испытала бы сполна за последние два с половиной часа. Я говорю не о счастье, гордости, любви и т. д., а только — о ненависти, гневе, горе, стыде, отчаянии и страстном желании убить. Все это проносится в моей голове ежеминутно. Снова и снова. Вся палитра ощущений.

Отогнать эти мысли теперь невозможно. Вот уже тридцать восемь часов я бегу. Бегу от своих чувств, мыслей, горестей. От правды. В надежде, что, если достаточно долго не думать о боли, рана как-то сама собой перестает болеть. Это не действует. Не слишком. Я подставляю лицо ветру и спрашиваю себя, смогу ли когда-нибудь чем-нибудь наслаждаться. Кассета Бурги «Утешение в час печали» меня доконала. Вайклеф Джен и Мэри Джей Блайдж взывают о помощи:

«Вам сообщение». С этого и началось. С одного сообщения, предназначенного не мне. С моего любопытства, моего таланта вынюхивать. Я снова и снова слышу голос Бенте Йохансон из мобильника. Каждое слово ее шведско-американского лепета впечаталось в мой мозг:

«Хай, Фил, дарлинг, это Бенте. Я всю ночь напролет размышляла и вот решилась. Окончательно. Я больше не могу скрываться. Она должна все узнать. От меня или из газет. Believe me (верь мне): я не гожусь на роль возлюбленной. Я хочу всего. И это было ясно с самого начала. Я требую открытого признания. Это все, что я хотела тебе сказать. Бай, милый (Honey)».