Борис Привалов - Веселый мудрец. Юмористические повести

Потом Дубовская, усевшись у окна так, чтобы ее все видели, прикладывала платок к глазам и всхлипывала:

— Покойный пан так любил этого песика! Он мне никогда бы не простил, что я его отдала!

Вынесли щенка. Нестерко положил его в торбу так, что только голова наружу торчала, и пошел к воротам. Когда, кроме знакомых мужиков, никого возле не осталось, Нестерко рассказал, что сгорело имение пана Кишковского и в нем Трясун, писарь дикуличский.

— Эй, мужичок, — догнала Нестерка круглолицая девица, — барыня кличут!

Нестерко повернул назад.

«Какая еще дурь пани в голову взбрела?» — подумал он обеспокоенно.

— Мужичок, — сказала Дубовская из окна, — я дала тебе щенка? Ты доволен?

— Дали, пани, дали, — поклонился Нестерко. — Пусть вам за вашу доброту прибудет счастья!

— Ну, ступай, ступай, — махнула ручкой барыня. — Вижу, что помнишь о моем добром деле.

Нестерко не успел выйти за ворота, как та же круглолицая девица снова догнала его:

— Мужичок, пани опять тебя требует!

«Да что ж это такое! — начал сердиться Нестерко. — Так я и до Михайлова дня в Дикуличи не попаду!». Пани приветливо улыбалась из окна:

— Мужичок, я боялась, вдруг ты о моем добром деле забудешь. Я дала тебе щенка?

— За деток моих — спасибо. Можно идти?

— Иди, мужичок, помни обо мне.

— Чтоб ты сгорела! — шагая к воротам, ругался Нестерко. — Тут не знаешь, как до родной хаты добраться, а она добротой своей кичится. Двух коней за цуцика — ой щедрая пани!

Нестерко уже вышел из усадьбы и шагал по дороге, когда в третий раз его догнала дворовая девушка:

— Мужичок, барыня назад требует!

— Пусть она из окна выпадет, твоя барыня! — прибавляя шагу, сказал Нестерко.

— Она у нас такая стала добрая, — сказала девушка, — всем про свою доброту напоминает, боится, что о ее делах добрых позабудут… Вот она каждый раз всех обратно и кличет, напоминает, значит.

— Скажи: не догнала, мол, — посоветовал Нестерко. — Да не торопись возвращаться… Я подальше уйду, пусть тогда зовет.

Нестерко был далеко в поле, панский дом едва виднелся среди вековых дубов, когда сзади, на дороге, раздался конский топот. Среди поля укрыться негде, и Нестерко не стал зря прятаться — ведь всадник хорошо видел его на стерне.

— Стой! — заорал стражник, осаживая лошадь. — Барыня тебе приказала вернуться. Заворачивай!

— Хорошо, пан стражник, что вы меня догнали, — вкрадчиво сказал Нестерко. — А то при ясновельможной пани я не мог рассказать вам важного дела.

— Ну, ну? — заинтересовался стражник. — Давай, сказывай.

— Про огонь, — прошептал Нестерко.

— Про огонь? — Стражник соскочил с лошади. — Ну?

— Был я в имении покойного пана Кишковского, — начал Нестерко, — а имения-то уже нет.

— Как это? — удивился стражник.

— Спалили.

— Да что ты! — ахнул стражник. — Неужто Римша опять?

— Говорят, не он. Писарь Яким напился и поджег. Должен я эту новость быстрее пану Печенке передать, наследнику пана Кишковского. А ясновельможная пани задерживает… А, кроме пана Печенки, мне никому не велено про пожар говорить.

— А мне? — сказал стражник. — Мне-то сказал?

— Так то вы — сам пан стражник! Вы же меня должны до Печенки довезти. Так пан урядник приказал. Да ведь не все я вам сказал. Есть еще тайна.

— Скажи, мужичок, скажи! — Стражник от любопытства на месте устоять не мог, переминался с ноги на ногу.

— Яким, писарь дикуличский, приказал долго жить. Сгорел в панском доме.

— Ай, ай, ай! — покачал головой стражник. — Хороший был человек. И вдруг — поджег. Сам себя спалил…

— Ну ладно, лясы потом поточим! — важно сказал Нестерко. — А сейчас давай садиться, поехали.

— Так пани же сказать нужно, что я уезжаю! — забеспокоился стражник.

— Тайна! — приложил палец к губам Нестерко. — Пан урядник приказал мне к Печенке лично добраться… Понял?

Стражник все еще колебался.

Тут Нестерко вспомнил о грамотке и спросил:

— Грамоту разумеешь?

— Нет, — вздохнул стражник.

— Тогда читай! — Нестерко извлек из кармана грамотку бабки Акулины. — Видишь? Подорожное предписание! И печать! — ткнул он пальцем в образок на ленточке.

— Раз предписание, тогда, конечно, — уважительно проговорил стражник.

Он уселся на лошадь, сзади него сел Нестерко, торбу со щенком Нестерко уложил на спине. Лошадь тяжело поскакала по дороге.

…Пан Печенка старательно изображал умирающего от горя наследника. Он лежал в кресле, укутанный и перевязанный, и время от времени радостно улыбался. Но, спохватившись, снова принимал страдальческую мину.