Григорий Горин: Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий)

— Господи, как мы сами-то не догадались!

Баронесса рванулась из ложи, мучительно вглядываясь в лицо Мюнхгаузена:

— Это он! Карл, я узнаю тебя! Фео! Что ты стоишь? Разве не видишь? Это твой отец!

— Па-па! — хрипло закричал Феофил с глазами, полными слез, и бросился на шею Мюнхгаузену.

Дирижер взмахнул палочкой. Грянул стремительный праздничный галоп.

Кто-то кого-то целовал, кто-то кричал что-то восторженное. Марту оттеснили какие-то громогласные ликующие горожане.

Мюнхгаузен потерял ее в этой взбесившейся толпе жителей Ганновера, хотел что-то сказать, но ему не дали. Рамкопф подхватил его под руку:

— Поздравляю вас, барон!

Мюнхгаузен взглянул себе под ноги: на земле судорожно отбивал земные поклоны пастор:

— Господи, спасибо! Ты совершил чудо! Господи, спасибо…

Нахлынувшая толпа закружила его, и он попал в руки бургомистра, который его неожиданно и крепко поцеловал:

— Я знал. Знал… но это так неожиданно. Поздравляю от всей души!..

— Но с чем? — изумился Мюнхгаузен.

— Как «с чем»?! С успешным возвращением с Луны. Мюнхгаузен огляделся по сторонам, ища сочувствия:

— Но я не был на Луне.

— Как это не был, когда уже есть решение, что был, — с укором произнес бургомистр. — Мы все свидетели.

— Это неправда! — закричал что есть силы Мюнхгаузен. — Неправда-а-а!..

Воцарилось глубокое и тягостное молчание. Все замерло. Мюнхгаузен смотрел перед собой, не зная, что еще сказать людям. Он почувствовал, что остался один.

Впереди стоял большой банкетный стол, за которым сидел добрый герцог и улыбался. Бесшумно скользили вышколенные официанты. Некоторые ему улыбались из-за стола, другие накладывали кушанья в тарелки.

— Присоединяйтесь, барон… Присоединяйтесь! — подмигнул ему бургомистр.

Рамкопф помахал ладошкой.

— Да, конечно, — вежливо улыбалась баронесса. — Когда мой муж улетал, я безумно волновалась, но могу сказать одно: верила, что прилетит.

Герцог встал с кресла и поднял бокал. Все затихли.

— Присоединяйтесь, господин Мюнхгаузен, — тихо и проникновенно произнес он. — Прошу! Присоединяйтесь!

Все дружно подняли бокалы.

— Господа, — спокойно и задумчиво произнес Мюнхгаузен. — Вы мне все очень надоели. — Воцарилась мертвая пауза. Он не тронулся с места. Он остался стоять там, где стоял, напротив герцога. — Поймите же, Мюнхгаузен славен не тем, что летал или не летал, а тем что не врет. Я не был на Луне. Я только туда направляюсь. Конечно, это не просто. На это уйдет целая жизнь, но что делать… придется. — Он попятился к пушке и взял из рук артиллериста горящий фитиль.

Раздался общий тревожный вздох, все поднялись со своих мест, звякнули тарелки.

Мюнхгаузен передал горящий фитиль Марте:

— Ты готова?

— Да, — прошептала она.

Он потрепал по плечу стоящего рядом Томаса:

— Ступай домой, Томас, готовь ужин. Когда я вернусь, пусть будет шесть часов.

— Шесть вечера или шесть утра? — заинтересовался Томас.

— Шесть дня, — улыбнулся Мюнхгаузен.

Потом он подошел к лестнице, приставленной к жерлу пушки, взглянул вверх и сказал, обернувшись к замершим людям:

— Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Серьезное лицо — еще не признак ума, господа. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением. Вы улыбайтесь, господа, улыбайтесь! — Он подмигнул своему музыкальному трио, раздались звуки его вечной темы.

Потом он не спеша, с видом знатока, поплевал на руки, взялся за лестницу и полез вверх, ловко, не торопясь, легко и целеустремленно. Музыка летела рядом с ним, она дарила ему уверенность и отвагу. За первыми метрами подъема побежали новые, еще и еще, без всякой надежды на окончание. Но он был весел, и это занятие нравилось ему. И когда на фоне его движения возникли финальные титры, он не прекратил своего подъема.

Даже после надписи «Конец фильма» он весело и отчаянно лез вверх.