Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 2

Тут обнаружилось, что законная невеста пребывает в Нижнем в полном здравии. На всякий случай снарядили выездной консилиум. Диагноз: здорова, годна к строевой. Такие чудесные излечения на Руси были еще в новинку, поэтому назначили следствие. Были получены показания:

1. Интриганы Салтыковы отравили невесту из-за ссоры с ее дядькой Гаврилой. Тот, дескать, хвастал, что русские мастеровые могут сделать точь-в-точь такую саблю, как турецкий экспонат Грановитой палаты.

2. Рвота случилась у невесты от непривычного дворцового меню.

3. Невеста считает, что ее былой недуг — «от супостату».

4. Гаврила Хлопов считает, что от неумеренности в сладких блюдах.

5. Отец невесты сам видел, как Салтыковы дали Марье водки из дворцовой аптеки — «для аппетиту».

Салтыковых сослали по деревням, но и Хлопову оставили в Нижнем, правда, на двойном «корме», как желудочно-пострадавшую.

Царя женили на Марье Владимировне Долгорукой. Идиосинкразия рюриковская проникла и в романовский дом.

Снова Маша Долгорукая, ну-ну...

Вот-те и ну: Маша снова скончалась. Конечно, не в брачную ночь от ревности на воде, но в тот же год — от порчи. И женили царя снова. На Евдокии Стрешневой. Родился наследник — Алексей, Алешенька, сынок.

Теперь дела пошли еще лучше. Войны не было. Дипломатия процветала. Послы от шведского и датского королей, от голландских Штатов и Людовика XIII, от шаха Аббаса и австрийского императора прибывали один за другим. И мы воевали только с крымцами.

В 1632 году умер наконец польский король Сигизмунд III. В Польше началось межвластие, ссоры, предвыборная кампания, и наши сразу объявили всеобщую мобилизацию. Нужно было возвращать свое.

«Война началась счастливо!», — зарокотал Историк. Он перечислил нам несметное количество микроскопических «городов», которые с наскоку были захвачены воеводами Шеиным и Прозоровским. Потом 8 месяцев топтались под Смоленском, который от голода уж хотел сдаваться, но случилась беда. В Польше «устроились дела». То есть кончились дрязги вокруг Сигизмундова наследства, и Белый Орел снова превратился из сентиментальной курицы в боевую птицу. Королевич Владислав стал королем, навалился на Смоленск, а польские дипломаты науськали на Русь крымских голодающих. Канцлер Радзивил писал в ставших уже модными мемуарах: «Не спорю, как это по-богословски, хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это очень хорошо».

Конечно, «хорошо вышло», пан. Крымцы налетели на окраинные поместья русского дворянства. Дворяне сразу — штык в землю и порысили спасать свои закрома. «Немецкие» наемники Маттисона частью перебежали к королю.

Шеин перешел к обороне. Получил указ царя: засесть и не высовываться. Русские ушли в «табор», запалив шнуры к зарядам в заминированных пушках. Тут же прошел осенний дождичек — дело было в сентябре 1633 года — фитили погасли, и пушки достались молодому королю. Он их сам лично и осмотрел.

Поляки заняли все дороги, захватили в Дорогобуже все армейские склады, стиснули кольцо окружения. Наши выскочили было подраться, но потеряли 2 000 человек. Становилось совсем худо. С окрестных холмов била польская артиллерия, еда закончилась, настал декабрь с холодами. Наши 500 человек пошли в лес по дрова, и все были вырублены под корень. «Немцы» наемные распсиховались, стали обвинять друг друга в измене. Лесли пристрелил Сандерсона прямо на глазах у главкома Шеина. Короче, дисциплина упала до нуля. И начались переговоры. 19 февраля 1634 года русская армия сдалась.

Кампания эта так не задалась еще и потому, что 1 октября 1633 года у нас умер Филарет. Четко скомандовать было некому, и армия князей Черкасского и Пожарского медлила под Можайском. Теперь «неустройства» снова грозили нам самим.

Из-под Смоленска вернулся Шеин, — как раз поспел к собственной казни. Ему прочитали обвинение в военной бестолковости, потом — в корыстных делах, потом — в строгости к солдатам, которым он мешал грабить местное население, чем подрывал боеспособность армии. Припомнили Шеину и прежний плен, и «гордость при отпуске» в поход, и столько всякого-разного, что отрубленная его голова не успела ничего запомнить.

Остальным воеводам тоже не поздоровилось. Измайлова казнили за болтовню при сообщении о смерти Филарета, других перепороли и сослали в Сибирь за неудачную кампанию. Вернее, за компанию.

Писец определенно отметил, что дело Шеина вышло политическим, что покойный Филарет ввел небывальщину — «немецкое» командование русскими войсками, а Шеин перед иноземцами возгордился, вот они его и оклеветали.