— Здравствуйте. Я из фирмы «Репутация». Черный и серый пиар.
— Черный и серый — кто?
— Это предвыборный штаб?
— Да!
— А вы?..
— А я им тут еду готовлю.
— Тетка, позови кого-нибудь грамотного, только быстро.
— Павел Игнатьевич, к вам пришли!
Входит Павел Игнатьевич.
— Здравствуйте. Я из фирмы «Репутация». Черный и серый пиар. Результат гарантируется.
— Подробнее.
— Про серый или про черный?
— Про черный. Но чтоб совсем.
— О! Будьте покойны. Полное моральное уничтожение конкурента. Создание темной биографии со свидетельствами и документами. Воровство в школе, шизофрения, вхождение в секту свидетелей Иеговы, продажа Родины, детский онанизм — на выбор заказчика.
— Расценки?
— От штуки до ста.
— До ста?
— Сто — это сюжет в вечерних новостях.
— Хорошо, но только, чтобы — главный сюжет!
— Да на здоровье! Можно сделать так, чтобы никаких других новостей в этот день вообще не было. Но это уже двести.
— А если оптом? Вот всё, что вы сказали — секта, онанизм, продажа Родины, но оптом? Чтобы он уже не поднялся.
— В шесть ноликов уложимся.
— Миллион? Это несерьезный разговор.
— Вы же хотите, чтобы он не поднялся.
— Хочу. Кстати… Одну секундочку. (В трубку). Алло! Серега, узнай, сколько стоит замочить? Физически, физически! Всё равно, кого — вообще, человека! Жду. (Посетителю). Сейчас сверим цены. (В трубку). Что? Спасибо. (Вешает трубку). Вам вышел облом. За миллион я могу замочить его без всякого пиара вместе с предвыборным штабом и избирателями.
— Это демпинг!
— Это рынок.
— Хорошо, восемьсот.
— Это несерьезный разговор.
— А сколько же вы предлагаете?
— Оптом?
— Да.
— С продажей Родины и онанизмом?
— Да!
— Триста!
— Это несерьезно.
— Триста от силы.
— Сейчас я отсюда выйду, пойду к нему — и через пять минут онанизм будет у вас.
— Нет!
— Даже не сомневайтесь. Плюс зеленое знамя ислама в спальне и совращение малолетних по государственным праздникам.
— Нет!
— Завтра в вечерних новостях. Не пропустите.
— Хорошо, пятьсот.
— Скотоложство, дом на Багамах и родство с Чикатило.
— Семьсот тысяч, и по рукам.
— Я знал, что мы договоримся.
— Только вот все это: ислам, скотоложство и Чикатило, — тоже ему!
— А ему не много?
— В самый раз.
Текст читал в 90-м Геннадий Хазанов.
Хочешь, я тебе улыбнусь? Дружелюбно — хочешь? Я могу, меня учили дружелюбно. Как будто ты у меня самый дорогой гость. Как будто я только тебя тут, очкастый, стоял и ждал все эти годы. Все думал — что же ты не идешь? Все мечтал быстро тебя обслужить — и улыбнуться. Чтобы ты еще раз зашел со своей лысиной.
Погоди, тетка, сейчас и тебе улыбнусь. Раньше, при развитом социализме, ты бы у меня поспрашивала, в котором часу это мясо хвостиком махало. Ты бы у меня ошметки от копыт прямо на прилавке обгладывать начала. Это утренний бычок, сударыня. Йоркширской породы. Сколько взвесить? Триста граммов? На антрекотик? С нашим удовольствием, заходите еще. У-у, черепаха, в старое время ты бы килограмм пятнадцать уволокла и еще бы пела по дороге из Серафима Туликова. Эх, времечко было! Партия на всех одна, кусок мяса тоже один на всех, и улыбаться не надо. А чего лыбиться? Серьезное дело, построение коммунизма, четвертое поколение костьми ложится, весь мир во такими глазами смотрит… Старики знали, что делали! Общая цель была: вообще — чтобы коммунизм, а в частности — чтобы Генсек до трибуны дошел.
Так сплачивало народ, что про мясо никто уже и думать не мог. Брали не раздумывая, что есть, и увозили к себе в Ярославль. Сударь, рекомендую на лангет — парная говядина! Ах, лангет вам оставляют в лавке напротив. Там агитпункт был: рабочий с колхозницей и интеллигент с циркулем. Во такие лица у всех! И похожи друг на друга, как Лебедев на Кумача. А теперь — «лангет»… и стой тут, улыбайся каждой гниде.
И главное — податься некуда. Раньше вокруг целый лагерь был. Куда ни плюнь, везде родная речь и лязг. А теперь только Ким Ир Сен и этот небритый на острове. Вдвоем все это строют. А у нас капиталисты гнусные только один заповедник оставили — Волоколамский район, колхоз Большие Кузьмичи. Там по утрам транспаранты пишут, днем гордятся, что эксплуатации нет, а по вечерам последнее древко доедают.
А здесь придет утром эта падла нерусская, консультант, и улыбаться учит. Вы, говорит, Супцов, все зубы людям скалите, как лошадь, а им просто улыбнуться надо по-человечески. Вы когда-нибудь улыбались по-человечески, Супцов? Друзьям, девушкам? Я говорю, да пойми ты, нерусь несчастная, друзья у меня со служебного хода отоваривались, из рук в руки, я их и в лицо-то толком не помню. А девушки такие были, что улыбаться им — только время терять.
Читать дальше