— Вы… вы доктор Фокин??
— Верно, любова, верно, — закивал старец еще черной, смолистой бородой. — Мы целитель душ и телес, прозванный Фогиным. А тебя, матка утешительница, как прикажешь величать, за кого возносить моления?
Лике показалось, что старец готов немедленно, здесь, посреди людной нью-йоркской пристани, возопить к небу особым и предосудительным образом, и она растерянно протянула, защищаясь от удара, свои холеные с карминовыми ногтями, руки и даже зажмурилась.
— Не надо, прошу вас…, — испуганно прошептала она. — Ради Бога не надо никаких молений! — и чтобы как-нибудь отвлечь внимание старца, встряхнулась, и заговорила быстро и радостно:
— Как поживаете, вас не укачало? Меня зовут Гликерией Николаевной… Что будем, мистер Фокин, делать дальше… Вас сколько человек приехало из Европы, четыре?
— Верно, матка Гликерия, — четыре человека и четыре женки, да еще детская поросль с нами.
— Что…о?! Не может этого быть, вы телеграфировали! — захлебнулась молодая женщина, и почувствовала, что тонет окончательно.
…И тут, озираясь вокруг в поисках спасительной соломинки, она к своей радости увидела, что на выручку к ней со всех ног бежит Алеша.
— Все выяснил, — кричал юноша. — Произошла, как говорится, досадная опечатка! Святой отец именуется Фогиным и за ним приехали его единоверцы, черная братия, что торчат у входа. Наше же славное имячко Фокины и вы, милейшая мэм, наша госпожа-спонсэрша. Ура!
Подтянувшийся к месту происшествия распорядитель подтвердил новую ситуацию.
— Прошу меня извинить, господа, — оправдывался он довольно вяло. — Фокины, Фогины — затруднительно разобраться во всем этом тумане. Кроме того я сегодня еще не курил.
И действительно, по страдальческому выражению его лица присутствующие видели, что человек сегодня еще «некуримши» и пожалели его. От «милейшей же мэм», все еще нервно вздрагивающей, шел пар дорогих, парижских духов.
— Хорошо, что кончился кошмар…, — слабым голосом произнесла она и обратилась к Алеше:
— Принесите мне пожалуйста чего-нибудь холодного, я хочу пить.
IV
Лика была ростом чуть-чуть поменьше, чем ей было бы желательно. Отчасти поэтому она носила туфли на очень высоких каблуках. Отчасти же она их носила и потому, что молодая и модная женщина, не потеряв уважения к себе, иначе и не могла. Благодаря каблукам полный ее корпус, при быстром продвижении, прихода л в боковое и опасное колебание, так сказать, в вибрацию. Алеша (который, как угадала Лика, на самом деле так назывался) положение неустойчивого равновесия своей дамы заметил и мысленно не одобрил — ему нравились спортивного типа девушки. Девушки, легкие на бегу, которых с трудом можно нагнать. Пришлось укоротить свой шаг, хотя ему очень и не терпелось. Молодая пара шла вглубь загона, к пришвартованному еще пароходу. Они намеревались вызвать из судового госпиталя и познакомиться с Фокиным-старшим. По дороге Лика узнала, — Алеша болтал непрерывно, — что их семейство явление сложное, рафинированное, как он выразился. Папа — доктор Фокин, приходился Алеше не родным отцом, а отчим. Мама, оперная артистка в прошлом, была трижды замужем. Первый супруг, настоящий отец Алеши, за аристократическое происхождение был ликвидирован. Затем был еще один, видный чекист и негодяй, тоже, когда пришло время, исчезнувший, и наконец, появился Фокин-старший. Последний был «материалистом» и модным врачем к тому же. Осев после войны беженцем в Германии, он умудрился оттеснить своих германских коллег и, несмотря на всякие каверзы, стоял во главе больницы в значительном рабочем поселке. Когда местные власти после крушения немного окрепли и попытались его снять с поста, чтобы заменить безработным немцем, женская половина поселка подняла бунт и настояла на оставлении господина русского профессора, «благодаря удивительным талантам которого, они только и живы».
— В день рождения папы, благодарные немки нанесли столько самодельных «кухенов», что мама три дня плакала, — рассказывал Алеша. — Теперь в Америке с первых дней начинается та же история. Наслышанные из-за океана неизвестным образом, дама с бульдогом (русская) и две другие дамы (немки) пришли на пристань, чтобы любой ценой выхватить с парохода чудесного доктора, так сказать, еще горячим.
После преодоления случая со старцем, все эти, по существу тревожные сведения, казались Лике вполне безобидными, даже симпатичными.
— Что вы, Алеша, кончили, что собираетесь делать в Америке? — спросила она, ласково улыбаясь, красивому юноше.
Читать дальше