Ярослав Гашек: Страшная нога

— Да зачем же? — осведомился Петерка.

— Потому что боюсь пекла, — ответил Балушка.

Все посмотрели на него с любопытством. Побивает Какисту, первого силача из второго класса, а пекла боится!

— Почему же ты боишься пекла?

— А ты не боишься?

— Нет, — отозвался Петерка, — У меня один дядя викарий, а другой ксендз. В случае чего, выручат. Да и в пекле не так страшно, как думают люди. Это говорил дядюшка викарий моему папе. Потом они оба смеялись, а папаша сказал, что там человек по крайней мере сидит в тепле.

— Нет, нет, это неправда! — вмешался Балушка — Я читал в хрестоматии об одном жулике в аду. Всю жизнь он врал и не исповедовался. В аду ему черти каждую секунду ножницами отхватывали язык. Язык вырастал через полсекунды, и они опять ему отрезали. Язык снова вырастал. А они опять. И так до бесконечности.

Ногач тоже вступился за Балушку:

— Это не годится, Балушка должен исповедаться и о «Страшной ноге».

— Пускай примет грех за всех нас на себя.

Председатель Каганек возмутился.

— Все клялись над кораном не выдавать общество, и если Балушка исповедуется, это будет нарушением клятвы, — заявил он.

— Нет! — упрямо сказал Балушка. — Я честный католик. Если я согрешил, то должен покаяться. А будешь еще тут гудеть, Каганек, дам тебе пару горячих. Батя не посмеет выдать то, что слышит, на исповеди.

* * *

Раздраженный и злой ксендз Шимачек мрачно вocceдал в исповедальне. Он вопрошал сурово и накладывал тяжелые покаяния — минимум восемь «Отченашей» и «Богородице, дево, радуйся».

Да и как не раздражаться! Когда проходил четвертый класс, в исповедальне появился гимназист Ружичка.

— Верите в господа бога, Ружичка?

— Я бы сказал, ваше преподобие, да боюсь сесть в карцер.

— Даю вам слово, что не сядете. Ну, так не верю.

- Гм… Во имя всевышнего… Прочитайте сорок покаянных отченашей, Ружичка, И убирайтесь вон. Не хочу больше с вами пачкаться. Чувствую, что вы провалитесь по закону божию.

Паршивец Ружичка! Однажды ксендз доказывал в классе бытие бога и разрешил ученикам высказать свои сомнения.

— Прошу вас, господин законоучитель, — встал Ружичка, — как это объяснить: бог создал в первый день свет, а солнце только на третий день?

За «разрешенное сомнение» Ружичка получил четыре часа карцера и единицу по Поведению. Мотивировка — «дерзкие вопросы».

А теперь было ясно, как дважды два — Ружичка в бога не верит.

Ксендз злобно раздавал покаяния. Проходил гимназист за гимназистом, и чем ниже класс, тем ерундовее были грехи. Вначале шли шестиклассники — они изрядно грешили против пятой заповеди. Это уже было кое-что стоющее. Семиклассники бесстыдно сознавались в нескромных помыслах и деяниях. Восьмиклассники частенько упоминали о дурных домах. А потом пошло на убыль. Явились приготовишки со своими нудными мелочами: не слушались старших, списывали, дерзили, божились, таскали у родителей деньги и т. д. Скучная материя! Ничего пикантного, как у студентов в соседнем квартале.

И вдруг в эти серые будни проник живительный проблеск. Исповедовался Балушка.

— Исповедуюсь богу всемогущему и вам, достойный отец, от господа бога поставленному, что состою в тайном обществе «Страшная нога»…

— Что ты говоришь!?

— Исповедуюсь богу всемогущему, — повторил покаянную формулу Балушка, — что состою в тайном обществе «Страшная нога».

— А кто там еще?

— Этого сказать не могу… — И продолжал: — Исповедуюсь богу всемогущему и вам, достойный отец, что приносил клятву на коране…

— Ты с ума сошел, Балушка!

— Исповедуюсь богу всемогущему и вам, достойный отец, что я в своем уме.

— Не могу дать тебе отпущения грехов, Балушка. Отправляйся к директору и сознайся ему во всем.

— Не могу. Я знаю, что вы меня не выдадите, ваше преподобие.

Балушка разревелся.

— Балушка, ты обязан сознаться директору. В гимназиях не допускаются тайные союзы. Иди и прочитай тридцать раз «Отче наш» и «Богородицу», и чтобы завтра директор знал обо всем.

Забормотав невнятную молитву, ксендз сунул распятие под нос Балушке. Балушку бросило в жар и холод. Он упал перед алтарем на колени. Потом оглянулся на товарищей. Нет, он не предаст их. Нельзя! Он ничего не скажет директору. И ксендз тоже не выдаст его, ибо связан тайной исповеди.

* * *

На другой день ксендз вызвал Балушку.

— Директор до сих пор ничего не знает, Балушка. Пеняй на себя.

Балушка завертел головой и, набравшись храбрости, произнес: