Джером Джером: Вечнозелёные деревья

Смущенное духовенство ответило, что все они будут в таком месте, о котором нежелательно говорить в такую торжественную минуту.

— А! — вскричал, отступая от купели, старый викинг, отлично понявший тонкий намек духовенства. — В таком случае я не желаю креститься: я не хочу покидать их в несчастье.

Он жил с теми людьми, сражался бок о бок с ними, был им неизменно предан и не захотел покинуть их даже после смерти, хотя ему за это и угрожало мучиться вместе с ними в аду.

Как был смешон этот глупый викинг, не правда ли, господа современники? С моей же точки зрения — для вас, конечно, не обязательной, лучше бы бросить всю нашу «культуру» и «цивилизацию» и вернуться к тем «мрачным» временам, когда вырабатывались такие характеры, каким обладал этот «смешной» викинг.

Единственным живым памятником тех времен остался у нас бульдог, но и тот уж не тот! Какая жалость, что мы даем погибать этой прекрасной породе собак! Как великолепен бульдог в своей свирепости и стойкости перед врагом хозяина, в сознании своей обязанности защищать до последней капли крови имущество и жизнь своего кормильца! Но как он кроток и покорен, когда ему нужно защищать только самого себя!

Бульдог хотя и неказист на вид, зато он самый лучший и верный друг. Он напоминает известную поговорку о человеке, которого нельзя не уважать, узнав его, но узнать его очень трудно, потому что в обыкновенное время он не проявляет своей душевной красоты.

Хотя мое первое знакомство с бульдогом произошло много лет назад, но я отлично помню это. Я в то время жил летом в деревне, в одном семействе, вместе с товарищем, которого звали Джордж.

Как-то раз мы вернулись домой с дальней прогулки так поздно, что наши хозяева уже спали. Мы потихоньку пробрались в нашу комнату, где был зажжен для нас свет, и принялись разуваться. Вдруг мы заметили, что возле печки лежит бульдог. Мне еще не приходилось видеть в непосредственной близости собаки с такой угрюмой мордой и с таким свирепым взглядом; казалось, она совершенно недоступна каким бы то ни было нежным и благородным чувствам. Джордж находил, что этот зверь скорее напоминает страшилище из языческой мифологии, нежели благонравную английскую собаку. И я вполне соглашался с мнением товарища.

По-видимому, бульдог поджидал нас. Он поднялся, приветствовал нас зловещей улыбкой и стал между нами и дверью.

Примирительно, заискивающе улыбнулись ему в ответ и мы, называя его «хорошей собакой», выражая ему наше сочувствие словами: «Бедненький дружок, мы не вовремя разбудили тебя», и, наконец, спросили его тоном, предрешающим утвердительный ответ со стороны бульдога: «Ты ведь хороший, славный песик, да?» Разумеется, мы вовсе не думали того, что говорили. Наше истинное мнение об этом четвероногом посетителе было диаметрально противоположно тому, которое мы выражали вслух. Мы не желали оскорблять его. Он был у нас в качестве, так сказать, гостя, и мы как благовоспитанные молодые люди чувствовали необходимость скрыть от него испытываемое нами от его присутствия неудовольствие и не ставить его в ложное, неловкое положение.

Кажется, мы успели в этой игре. Бульдог, видимо, не испытывал никакого стеснения, чего мы сами о себе не могли сказать. Относясь довольно равнодушно к нашим любезностям, он вдруг почувствовал какое-то особенное влечение к ногам Джорджа.

Кстати сказать, Джордж всегда очень гордился своими ногами, находя их красивыми и стройными; конечно, я из деликатности не противоречил ему, но про себя находил его ноги неуклюжими «бревнами». Но бульдог, очевидно, вполне разделял мнение самого Джорджа насчет очаровательности его «ходилок»: пес приблизился к этим принадлежностям моего товарища и долго обнюхивал их со всех сторон с видом истинного знатока. Окончив эту экспертизу, бульдог радостно фыркнул, вильнул хвостом и осклабился.

Джордж, отличавшийся в то время большой скромностью и стыдливостью, вспыхнул до корней волос и поспешно втянул ноги на стул, на котором сидел, но, заметив, что пес выражает явное намерение последовать за ними на стул, пересел на стол, подогнув под себя ноги, как делают портные.

Расхаживая возле стола, бульдог свирепо глядел на Джорджа, как-то странно шевелил хвостом, кивал головой и слегка рычал. Все эти проявления душевных движений почтенного пса казались нам настолько зловещими, что я, по чувству солидарности с товарищем, присоседился к нему и уселся на столе в такой же позе, как он.