Джером Джером - На сцене и за кулисами

— Нет, — ответил я, — я приехал сюда играть. Я актер.

— А! — протянула мисс Кемп. Затем строго спросила: — Вы женаты?

Я отверг такое предположение с презрением.

После этого хозяйка любезно пригласила меня войти в комнату, и мы скоро сделались друзьями. Я умею ладить со старухами. После молодых девушек я больше всего люблю старух.

К тому же мисс Кемп была очень симпатичная женщина. Несмотря на то что она была старая дева, она относилась ко мне с такой материнской заботливостью, точно наседка к своим цыплятам. Я хотел было сейчас же отправиться на вокзал за корзиной и купить в лавке котлету, но такое мое намерение как будто испугало ее.

— Что вы, что вы, мое дитя, бог с вами, — сказала она, — идите снимайте свои мокрые сапоги, я пошлю за вещами.

Я с радостью исполнил желание хозяйки, снял пальто и сапоги и удобно уселся в кресле у камина, обернув ноги теплым пледом, между тем как мисс Кемп засуетилась с ложками и тарелками, накрывая на стол и приготовляя чай.

К сожалению, мне только одну неделю пришлось пожить у мисс Кемп, потому что наша труппа переехала в другой город, но я долго еще не забуду эту милую маленькую старушку с суетливым характером и прекрасным, добрым сердцем. Я вижу, как сейчас, чистую комнату с простым камином, перед которым лежит, растянувшись на полу, и греется старый ленивый кот. Старомодная лампа бросает из-под абажура мягкий свет на стол, за которым, повернувшись лицом к камину, сидит в высоком кресле маленькая старушка с неизменным вязаньем и раскрытой Библией на коленях. Быть может, эту картину можно видеть, и дай Бог, чтобы она не изменилась еще многие годы.

Одно из двух: или мне всегда везло на хороших хозяек, или же к этим несчастным женщинам относятся несправедливо и понапрасну нападают на них. Мне много пришлось иметь с ними дела, и, в общем, я пришел к убежденно, что они очень добрые, обязательные и совсем не алчные до денег. В особенности это можно сказать про провинциальных хозяек; что же касается лондонских, то они действительно не так симпатичны, как их провинциальные сестры, но все же непохожи на тех фурий и ведьм, какими их обыкновенно представляют. Конечно, они имеют свои недостатки.

Например, здорово ругаются со своими горничными (но ведь и горничные такой народ, с которым нельзя не браниться), постоянно предлагают изжарить котлеты и говорят так много, что смело могли бы поспорить с любым членом ирландского парламента. Они пристают к вам со всеми своими заботами и не дают вам завтракать, пока вы их не выслушаете до конца. Они никогда не устают рассказывать вам историю про своего неблагодарного родственника, причем вытаскивают из комода целую пачку писем и заставляют все их перечитать. Затем они до смерти надоедают вам рассказами про одного благородного молодого человека, бывшего когда-то их жильцом. Этот молодой человек был, очевидно, до глубины души растроган добротой и заботливостью своей хозяйки и много-много раз повторял ей со слезами на глазах: «Ах, миссис такая-то, вы для меня дороже родной матери»; затем он с чувством жал ей руку и заявлял, что никогда не будет в состоянии отплатить ей за ее доброту. Этот молодой человек, кажется, не любил врать; он действительно обыкновенно уезжал и оставался должен хозяйке изрядную сумму денег.

На этот раз мне не повезло. Труппа, в которую я поступил, оказалась никуда не годной. Вот что я писал Джиму насчет нее:

«Дорогой Джим!

К сожалению, должен сознаться, что сойду с ума, если останусь здесь дольше. У нас нет ни режиссера, ни сценария. Но это еще ничего; мы сами должны расклеивать по городу афиши и устанавливать на сцене декорации, так как антрепренер не хочет нанять плотников. Мы же должны собирать в кассе деньги; положим, последнее занятие было бы очень приятное, если бы только было что собирать. Ни молодых премьеров, ни первых любовников, ни премьерш у нас нет; всем актерам раздаются роли поровну, точно так же, как и гонорар. Мы получаем по одной гинее, конечно, в теории, а на самом деле наш гонорар пропорционален вымогательным способностям и нахальству каждого актера, однако сумму, которую может получить актер, равняется пятнадцати шиллингам. Собственно говоря, судя по тому, как посещает публика наш театр, и этого гонорара слишком много.

Невозможно описать, какой удручающий вид имеет наш театр во время спектаклей. Во-первых, в театре так темно (газовые рожки из экономии открывают меньше чем наполовину), что в нескольких шагах ничего не видно, и, во-вторых, так пусто, что, когда на сцене говорят два человека, такое раздается эхо и такой диссонанс, как будто двенадцать человек кричат во всю глотку. Ты гуляешь по сцене и видишь в партере человек двадцать, на галерке, облокотившись на перила, полулежат два-три человека, да два-три семейства сидят в ложах. При такой обстановке играть на сцене нет никакой возможности. Наскоро отмахаешь свою роль, потому что чувствуешь, что сама публика ждет не дождется, когда, наконец, кончится представление, и, очевидно, страшно сожалеет, что черт попутал ее прийти в такое место. В каждом городе мы останавливаемся на одну неделю и играем все одни и те же пьесы. Конечно, ни занятий, ни репетиций нет, но, по-моему, лучше были бы репетиции, чем эта ужасающая скука и однообразие.